Когда замирает время. иерей Александр Стерхов

и после смерти, а живущим подает надежду на встречу с покойным в жизни вечной. Говорил батюшка и о грехах, которые являются главной причиной смерти, о необходимости покаяния и молитвы, о поминовении покойных и прочих важных вещах. Проповеди отца Георгия, вероятно, доходили до людей, и некоторых из них «задевали за живое», поскольку спустя какое-то время они стали появляться в церкви. Это, пожалуй, первое, что отметил для себя Семка. У него была неплохая память на лица, и данный момент не ускользнул от его внимания. А еще он отметил некое воздействие храма на людей, даже если оно оказывалось весьма непродолжительным. Ему казалось, что человек и за малое время, проведенное в храме, успевал внутренне измениться настолько, что перемены эти становились заметны и отражались на его внешности. Но самое поразительное было в том, что перемены эти касались не только живых, но и мертвых. Семка был поражен, заметив это однажды, и никогда бы не взял на себя смелость такое предполагать, и уж тем более, утверждать, если бы после очередного отпевания случайно не подслушал разговор двух молоденьких женщин, по всей видимости, близких подруг. Они уже покидали храм, когда одна из них взволнованно сказала своей подруге:

      – Слушай, Вера! А тебе не показалось, что он улыбается?

      – Кто улыбается? – переспросила та самая Вера.

      – Кто-кто? Покойник! Вот кто. Ты что, не заметила, что ли?

      Ведь, когда его только в церковь привезли, я подходила посмотреть и видела: у него другое было лицо. Последнюю фразу она даже выделила громким шепотом.

      – Какое у покойника может быть лицо? Мертвое! Как у всех покойников, – попыталась съязвить Вера. – Почему оно должно измениться?! Слушай, дорогая, не делай из меня дурочку! Я еще в своем уме, а ты вот, кажется, не совсем.

      – Да точно тебе говорю, – не обращая внимания на колкость подруги, продолжала первая. – Он улыбался, я в этом уверена!

      – Хорошо, – уже более спокойно сказала Вера. – Расскажи мне более подробно: почему ты решила, что он улыбался?

      – Знаешь, Вера, – задумчиво рассуждала первая из подруг, – улыбки они ведь бывают разные. Можно улыбаться выразительно и откровенно, как говорят: «рот до ушей», а можно и совсем чуть-чуть, ну как Мона Лиза на известном всем портрете, одними уголочками губ…

      – Слушай, Катя, – нетерпеливо перебила Вера подругу, – ты, я знаю, у нас художница, а вы художники – народ особенный. Вам все вокруг видится немного по-другому, я это тоже понимаю… но ты что лекцию мне сейчас готова прочитать? Давай, говори уже проще, что ты конкретно видела?

      – Вера, я тебе скажу, как есть. Я хорошо запомнила его лицо до отпевания и сравниваю с тем, что увидела потом…

      – И что, Катюня, ты все-таки видела?

      – Во-первых, выражение лица покойного. До отпевания, я заметила, оно было какое-то сердитое. А во-вторых, это уже мелкие детали: сжатые губы, резко выраженные морщины и складки лица, заостренные в целом черты лица, и общее