– Царь Пётр так и задумывал. Так и было раньше, давно. И дома ставили «лицом» к воде. Царь мостов не любил: под ними парусники не проходят. Теперь водные маршруты в основном для туристов. Но причалов и швартовок с той поры на реке много, почти у каждого дома.
На одной такой небольшой каменной площадке у воды какой-то человек раскочегарил самый настоящий самовар и угощал нечаянных ночных прохожих чаем с сушками. Вместе с сахаром они лежали тут же на салфетке со стаканчиками. Денег не брал. Вокруг самовара шел неспешный разговор незнакомых ночных людей о роли случайного в жизни.
Хозяин самовара, заметив на набережной парней, махнул им рукой, приглашая в компанию. Им молча налили чай, предложили сахар и сушки. И разговор возобновился.
– Ну так вот, – продолжал хозяин самовара. – Голод и холод. Наша коммуналка вымирает. Мы с мамой, а мне было пять, везём тело тети Нюры. Мама опустилась вон на ту тумбу, – он указал куда-то, – а меня рукой поманила женщина, которая тоже везла неживого и туда же. Она сидела около него прямо на земле. Я подошел. Она разжала ладонь и выдохнула чуть слышно «На!» И всё! Умерла прямо у меня на глазах. На её ладони лежала хлебная карточка с несколькими неиспользованными талонами… Да, вот так…Даже свечку на помин души не могу поставить – звать как, не знаю. И не узнаю… Никогда… А она мне жизнь спасла, умирая.
Канги вопросительно посмотрел на Даню, но тут же, ощутив во рту сушку (а она была поминальным хлебом!), увидел, как вспышку, то, о чем говорил незнакомец. Он ведь был шаманом! Понял всё и содрогнулся.
– Блокада! Наша общая боль. Потом расскажу… – Извини…
Какое-то время они шли молча. Магазины, конторы, административные владения, аптеки, притихшие до утра, жилые дома сменяли друг друга. И тут их чуть не зашибли. Неожиданно резко распахнулась парадная дверь, и прямо в Даню влетел, ударился, отскочил от его ноги и шмякнулся о мостовую щенок. Во след ему неслась махровая матерщина, где из значимых слов угадывались два: сожрал закуску. Ударившись, щенок закрутился и жалобно завизжал. Подхватив его, Даня разразился не менее колоритной тирадой. Дверь приоткрылась, высунулась пропитая рожа, и икнув, по слогам сказала: «У-ва-жа-ю». После чего дверь закрылась уже навсегда.
Канги завопил:
– Переведи!
Но Дане было не до перевода. Они обследовали щенка. На вид ему было месяца три. Лапы целы, открытых ран не видно. Похоже обошлось, и щенка поставили на землю.
– Беги, бродяга!
И пошли дальше.
Но бродяга и не собирался их оставлять; он заковылял следом, постоянно присаживаясь от недостатка сил. Путался под ногами, когда они осматривали коней Клодта на Аничковым мосту, заинтересованно обнюхал его великолепную решетку и даже пытался оставить на ней свою метку, но не устоял на трёх ногах. Наконец, улучшив момент пока ребята присели на подвернувшуюся скамейку, заснул, обняв Данину ногу и положив для верности голову ему на кроссовку.
– И что нам делать с этим подарком?
– Пристроить в хорошие руки.
– И где их взять