Старик-ювелир, едва взяв в руки обрывок цепочки, тут же бросил её обратно на прилавок:
– А ну забирайте и брысь отсюда, бездельники!
– Дяденька, да она точно золотая! Вы помажьте её своей кисточкой, сами увидите!
– Я щас вам задницы помажу! Нашли кого обманывать! Брысь, сказал, а то милиционера позову!
Друзья удручено топали домой по улице Пархоменко, рассуждая, что «вот ведь какой вредный старикашка, лень ему было помазать цепку кисточкой, а если бы помазал, то сам бы убедился, что она стала золотой»!
А дома их ждал скандал. Колькина мама заметила, что ходики почему-то чаще приходится заводить. Пожаловалась мужу, тот обратил внимание, что цепочка стала значительно короче. Кольке с порога учинили допрос. Он во всём сознался и вернул родителям сияющий обрывок злополучной цепочки. Узнав, кто зачинщик, рассерженная мать побежала к соседям. Вскоре Генка, как и его друг, стоял в углу и удручённо колупал стенку.
А в доме Домрачёвых мать выговаривала сыну:
– Чтобы ноги этого выдумщика больше в нашем доме не было! Играйте во дворе, а ещё лучше на улице!
Колька слушал и думал, что видимо, алхимикам не только в стародавние времена приходилось туго.
Бандит
Илья Лаврентьевич, находясь после сытного ужина в самом благодушном состоянии духа, вышел на крылечко своего дома. Нежный майский вечер принял его в свои объятия. Яблоневый сад за домом радовал взор. Был тот короткий, но прекрасный период, когда каждая яблонька, посаженная его руками, стояла в белом кружевном уборе, словно невеста перед алтарём. Илья Лаврентьевич присел на ступеньку, свернул самокрутку, сквозь толстые стёкла очков, скреплённых сзади для надёжности резинкой, оглядел двор.
Во дворе было весело. Сынок Генка, примостившись на чурбачке, перебирал струны гитары. Дружок его, Колька, что-то рассказывал смешливой девушке с ямочками на щёчках. Соседка Лиля, яркая блондинка, пританцовывала, похваляясь новым цветастым платьем. Ещё две девушки примостились на брёвнышке, как воробьи на ветке и лузгали семечки. Илья Лаврентьевич любил эти вечерние посиделки, среди молодёжи он и сам словно молодел душой. Счастье-то какое – сынок младшенький после такой войны из армии вернулся живой – невредимый! Дружку Кольке меньше повезло, комиссовали после ранения, но тоже живой, руки-ноги на месте, это ли не счастье? А что шрамы на лице и на теле, так разве сейчас девушки на это смотрят? Женихов после войны раз-два и обчёлся. Жаль, Пелагея Степановна не дожила до этих денёчков, не встретила сына. А так ждала! Он в армии уцелел, а она здесь, в тылу, не пережила холодной и голодной зимы сорок третьего.
Вспомнив о жене, Илья Лаврентьевич загрустил. Большой чёрный пёс, словно поняв печаль хозяина, подошёл и ткнулся холодным мокрым носом в его ладонь, шумно вздохнув, улёгся возле его ног.
– Что, Бандит, плохо нам с тобой без нашей хозяйки? Ничего, дружок, скоро, глядишь, сынок новую хозяюшку в дом