Луи командует подъем. Поднимаясь, я оступаюсь и скатываюсь с «козырька»; в наушнике на много голосов вопят режиссеры, сценаристы и Георг.
Теперь я болтаюсь надо всем этим великолепием, метрах в пяти под «козырьком», на страховочном тросе. Ремни впиваются в живот и в грудь. Я не вижу ничего, кроме неба, нескольких травинок и лица Луи, склонившегося надо мной с «козырька».
В первые секунды это совершенно нормальное лицо молодого инструктора, обеспокоенного судьбой товарища. Руки Луи сами собой производят все необходимые манипуляции; сейчас он будет меня поднимать.
– Укрупнение! Камера, наезд! – вопит в наушнике азартный Георг.
Я теряю Луи из виду. Пробую изменить положение, найти опору для ног; пока не удается. Луи снова склоняется надо мной; он бледен, несмотря на жару.
Я потихоньку подтягиваюсь на руках. Жду; Луи ничего не предпринимает. На лбу у него блестит новый обильный пот.
– Помоги мне, – прошу я. Не столько для Луи, сколько для микрофона.
Лицо Луи искажается, как от боли.
– Крупно! – кричит Георг.
Луи поднимает руку, и я вижу, что в руке у него топор.
– Стой! – ору я.
Он замахивается и рубит мою веревку, рубит, рубит…
– Это на вашей совести, Судья, – говорит Георг. Всего за несколько часов он осунулся и похудел.
Я пожимаю плечами. Моя совесть – прямо тяжеловоз какой-то, чего только на ней не лежит.
– Зачем вы наговорили ему про машины, небоскребы, королевичей? Он просто сошел с ума… Он, невинный чистый парень, рехнулся…
– Мы ведь пытаемся играть честно, – мягко напоминаю я. – И, если вы вспомните тот наш разговор – тот самый, после которого я согласился на ваше предложение…
Георг в раздражении машет рукой.
Режиссеры в унынии. Сценаристы в растерянности – кроме того единственного, который с самого начала не хотел ехать в предгорья. Георг звонит невесте и долго слушает ее голос в трубке, не говоря ни слова. Наверное, они и в самом деле любят друг друга, думаю я.
О самом Луи никто не вспоминает. Я не видел его с того самого момента, когда специальная спасательная бригада сняла нас обоих со скалы – меня с того крохотного живучего кустика, за который мне удалось уцепиться в падении, а Луи – с «козырька», где он рыдал и рвал на себе волосы. Я говорю Георгу, что Луи надо сказать правду, чтобы он меньше мучился. Георг смотрит на меня, как на идиота.
Лагерь за околицей споро сворачивается – дольше оставаться здесь нет смысла. Прошла уже половина отпущенного на проект срока, и всем понемногу становится ясно, что шансы на успех вовсе не были так велики.
Я иду разыскивать Луи, но нахожу