Играет радио в заглохшей электричке: кажется, песня, на забытой всем волне.
– Входить без стука у тебя вошло в привычку, Кудряш? – девичий смех раздался в стороне.
–Ужин готов. Ты как? Идешь? Синица, – напротив в кресло плюхнулся главарь.
–Я не привыкла от кормёжки сторониться. Это ты у нас известнейший бунтарь!
Чрез калейдоскоп разбитых стёкол потянулся вплоть до неба едкий дым и, растворившись в вышине, как прыткий сокол, стал точь-в-точь, как облако, седым. Пересеклись два взгляда, как дороги, и вновь, как лодки в море, разошлись. Кудряш стряхнул пепел себе под ноги и вновь одно кольцо отправил ввысь. Улыбка тронула полоску бледных губ:
–Сыграй со мной, Синица, в города!
–Брянская область, город Стародуб.
–Благовещенск.
–Кострома. Тебе на «А».
Играя на краю павшего мира, бросая кубик, помни лишь одно: выживает в Катастрофе лишь проныра, вовремя спрятавшись от глаз под полотно.
Глава 2. Купание Молчуна.
Ровно два дня на Станции банный день. Признаться честно, это та ещё морока: дежурный каждый раз ловит мигрень, когда его черёд пришёл следить в два ока за каждой каплей, что течёт по трубам вниз. Тринадцать душ живёт – придется экономить. Ни для кого, наверно, это не сюрприз, что и на всех них надобно готовить.
– Молчун, сегодня ты – глава уборной. Надеюсь, помнишь наш «сухой» закон? – спросил Кудряш с гримасой беспокойной, ведь многое сейчас ставил на кон. Как главарь, как вождь, как самый старший он за вся и всех на Базе брал ответ. И расчёт вел самый настоящий, чтобы каждый был накормлен и одет.
Для жизни всех бродяг нужна вода, на Станции же с ней была проблема. Кудряш был бдителен и злился иногда, когда ломалась вдруг гидросистема.
– Следить за шлангом, проверять напор, краны крутить и главное, не спать, – сказал Молчун, смотря вяло в упор на главаря и стал сладко зевать. Кудряш придирчиво окинул его вид: заспанный взгляд, вместо волос – метёлка, комбинезон потрёпанный, грязный карман зашит, пятна от масла, мятая футболка.
–Все правильно, но помни, шланг один, и то уже изношенный, дырявый. И для душа, и для кухни он един.
–Я знаю это, вредина кудрявый.
Главарь привычно закатил свои глаза: толстяк охотник был до диспутов и споров, и пока они ругались полчаса, за дверью лился шёпот разговоров. Усталый телик в этот раз был глух и нем, зато трещало всё машинное крыло. То – сердце Станции – большой насос-тотем всё плёл своё стальное волокно и гнал по трубам обжигающую кровь. Вот над землёй поднялся белый пар: дыханье Станция своё рождает вновь, высвобождая из ноздрей палящий жар.
Молчун закинул на плечо длиннющий шланг, и через весь этаж побрёл себе на звук, шепча ругательства под нос, чеканя шаг, он обогнул, не глядя вниз, открытый люк. И, зайдя спиной вперед в скромный отсек, по часовой начал крутить на трубах краны. Молчун был очень суетливый человек: в груди пожар, а в голове туманы.