Она тяжело вздохнула, опустив взгляд ниже пояса моей юбки.
Я аж вспотела.
– Вы с ума сошли?! – спросила я. – Я что, себе туда что-то засунула?! Зачем?!
– Я много чего повидала.
– Как вы себе это представляете? Что у меня там может быть? Ножовка по металлу?
– Женщины провозят опасные инструменты, запрещенные предметы, наркотики…
– Может, у меня там вообще ларек с хозтоварами! – возмутилась я. – Кто знает? На самом деле проверьте, а то вдруг я спрятала и забыла! Память уже не та! Если вы найдете очки моего мужа, я буду вам бесконечно благодарна!
– Вы издеваетесь?
– Вы не представляете, как бедолага без них плохо видит! Он щурится вот так… – Я показала, как бедный Хенрик щурится. – Вот так щурится. И почти ничего не видит. Вы понимаете?
– Последний раз говорю, нечего надо мной издеваться.
– Да как можно? Мне вообще не до шуток. Я сейчас опишу вам очки: толстые стекла, полупрозрачная оправа и проволочные дужки. Наверняка вы их узнаете!
Она покраснела от гнева и протянула ко мне руки.
– Хватит уже! – крикнула она, хватаясь за пуговицы моей блузки.
Рванула.
Это насилие!
Цап! Не успела я опомниться, как мои зубы впились в ее пухлую ладонь!
В определенных местах и при определенных обстоятельствах человек перестает быть самим собой. Тюрьма, безусловно, одно из них. Озверение – очевидное следствие заключения человека в клетку. А если человека превращают в зверя, то неудивительно, что он кусается. О чем тут говорить? Особенно если кто-то внезапно и без предупреждения хватает вас за одежду.
– А-а-а! – воскликнула она, хватаясь за красный и довольно глубокий след. – Вы меня укусили!
– Это случайно. Нечаянно… – заверила я, пытаясь взять ее за ладонь, чтобы проверить, не слишком ли серьезная травма.
Она вырвалась и кинулась к двери, открыла ее и выглянула наружу.
– Куда он опять провалился? – мрачно спросила она. – Черт возьми!
Вернулась, громко хлопнув дверью, открыла шкафчик и начала в нем рыться.
– Это нападение на охранника! – кричала она. – За это полагается предупреждение!
Я посмотрела на нее в недоумении.
– Что? – Я прыснула со смеху. – Всего лишь предупреждение и больше ничего?! Уморили! Может, мне еще и дневник принести?
– Вы еще пожалеете об этом!
– Легкая царапина. Это даже укусом назвать нельзя, а как стонет. Позор!
– Я вызываю опергруппу! – пригрозила она, заматывая руку бинтом, который ей наконец удалось найти.
– Я подожду снаружи, – сообщила я. – Не буду вам мешать.
Я оставила свои вещи, откланялась, чтобы не показаться невежливой, и покинула помещение.
В коридоре никого не было. В самом конце, за тройной решеткой и стеклянной дверью я заметила молодую очаровательную охранницу и Боревича. Они беседовали и улыбались. Боревич курил сигарету. Позорище. В восьмидесятые годы мог бы курить. Тогда это еще не было вредно или смертельно опасно. Но сейчас?! Только самоубийца может курить сейчас, зная,