Дарт смотрит в мои глаза с таким отвращением, словно его прямо сейчас вырвет. Однако, несмотря на это, он удосуживается дать мне ответ.
– Я хочу видеть тебя в том же состоянии, в котором ты застала меня: в бешенстве, в гневе и в полном безумии.
Это последнее слово словно обрушивается на меня, как грузовик, врезающийся в мое подсознание, будто оно – главный приз на ежегодных гонках. Мысль о том, что он безумен, застревает в моей голове, пробираясь под мою кожу, как будто решает остаться под ней навсегда. Я ощущаю, как страх смешивается с тревогой: что он может предпринять дальше?
Момент затягивается, и я стараюсь собраться с мыслями, чтобы ответить. Интуитивно я понимаю, что если продолжу оставаться такой уязвимой и жалкой, то только подолью масла в огонь его безумия. Такого я точно не хочу. Я собираю силы и зорко смотрю на него, готовясь к любому повороту событий.
Мой телефон, лежащий на столике, нервно подпрыгивает от многократных звонков и сообщений. Я мельком замечаю, что звонили мама и Арвен.
Боже, я совершенно забыла, что Арвен должна была прийти сегодня ко мне! Тревожные мысли мгновенно охватывают меня. Я мысленно повторяю жестокий жест Дарта с моими волосами и понимаю, что это все – следствие моей неответственности. Как же я могла забыть о таком важном?
Дарт медленно приподнимается со стола, и Рой, как будто являясь его отражением, повторяет за ним. Несколько секунд они стоят к нам спиной, а затем направляются к выходу. Кейко провожает их своим яростным взглядом, прежде чем задать мне вопрос:
– Всё в порядке? – спрашивает он, кладя руку мне на плечо и пытаясь заглянуть в душу, словно желая выведать правду.
– Да, пошли домой, мой телефон разрывается от сообщений мамы и Арвен, – отвечаю я, беря телефон в руки. Покинув столик, я иду за Кейко.
Мы не говорим с мамой, ведь она вечно пропадает на работе, а дома успевает только приготовить ужин и лечь спать. Я не сообщила ей о том, что мы с Кейко помирились, и теперь между нами словно нет ни ссоры, ни понимания.
Кейко идет рядом, слегка пинает камни под ногами, и я внимательно за ним слежу, как будто жду его реакции, хотя сама не осознаю, чего именно жду.
– Почему бы тебе не рассказать матери о том, что ее пациент постоянно тебя задевает? – спрашивает он, прерывая тяжелое молчание, которое нависло над нами.
На улице стало прохладно и темно. Фонари ярко освещают тротуары, а прохожие все еще спешат куда-то, будто боятся, что темнота заглотит их, и им будет сложно добраться домой без света.
– Я не могу так! – отвечаю я, зная, что каждое слово отзывается во мне глубоким эхом. – В такие моменты я и так чувствую себя жалкой, а если я нажалуюсь, то боюсь, стану лужей. Я хочу научиться давать отпор самостоятельно. Да и знать бы конкретную причину его буллинга