– Эрмедия, ты славная девушка. И такая страстная.
– Ты тоже страстный, мой гладиатор! Ах, какие у тебя сильные руки! Обними меня еще… крепче…
– Не боишься, что задушу?
– О, дядюшка будет этому только рад. Все будут рады… Погладь меня по животику… так… так… Нравится?
– Еще бы! Так ты редко бываешь в городе?
– Да, мой гладиатор. Пожалуй, пару раз в год.
– А какой город тут ближе?
– Конечно, Нарбо!
– А еще какие города есть в округе?
– Поблизости больше ничего, а вообще есть Каркасо, Толоза, Немаус, Массилия… До Массилии добираются по морю. Там греки.
– А всякие вещи откуда вам привозят?
– Из Нарбо или усадеб.
Снаружи в дверь постучали, очень корректно и вежливо.
– Сейчас, сейчас! – крикнула Эрмедия и принялась поспешно одеваться, в темноте не в силах так сразу разобрать, где у туники верх, а где низ. – Уже иду…
– Слуги? – ухмыльнулся молодой человек.
– Они. Я им сказала, чтобы дали знак, а то еще увлечемся до утра…
– А могли бы?
– Почему же нет? – Поцеловав «гладиатора» на прощанье, гостья едва оторвалась от его губ и с видимым сожалением прошептала: – Увы, мне пора. Я обязательно приеду в Нарбо, слышишь? Беторикс… Ты под этим именем будешь выступать?
– Наверное.
– Я запомню. Прощай.
– До свиданья.
Снова скрипнула дверь, отворилась, впустив в темную камеру серые промозглые проблески близкого рассвета. Узник успел разглядеть маячивших снаружи слуг – человек пять, с копьями. Не прорвешься при всем желании.
И все же надо что-то придумать! Надежд на то, что этот бред когда-нибудь кончится сам собой, уже не осталось. То есть если он и дальше будет плыть по течению, то вскоре окажется на арене цирка, где его будут убивать по-настоящему. А не как он привык – получил неточеным клином, прилег на правый бок, аккуратно прикрывшись сверху щитом, чтобы не затоптали, через три минуты встал живее всех живых. Правда, иногда оказывается, что ушибленная рука продолжает болеть, что у тебя там перелом и вон та «скорая помощь» у края поля ждет именно тебя – ну, так что же, неприятно, но дело житейское. Как говорится, реконструкция – это дорого и больно, кто боится переломов и рассечений, тому не к нам. Но прежние баталии теперь не без оснований казались Виталию детскими забавами. Здесь коли ляжешь, то навсегда…
Постоялый двор тем временем начал просыпаться: звонко прокукарекал петух, замычали где-то коровы, заблеяли овцы и козы. Послышались голоса, потом дверь снова распахнулась.
– Выходи! – На пороге, ухмыляясь, стоял Юний. – Имей в виду, времени у нас мало. Если надо оправиться, то поспеши.
– Ничего, – скупо бросил узник. – Успею.
– Ну, как, понравилась женщина? – посторонившись, вкрадчиво осведомился велит.
– А ты