– Последнего звали Эвальд.
«Эвальд – „законный господин“, – перевел с древнегерманского Хальвард. – Может и не быть личным именем». И спросил:
– А первого? Второго, пятого? Назови всех.
– Было только двое. Первого не знаю, была слишком мала. У Эвальда прожила десять лет.
– Тебя учили?
– Танцам, пению, языкам, хорошему обхождению.
– Какие языки знаешь, кроме древнегерманского?
– Славянский. Няня была славянкой. Ее имя – Смирена.
– Эвальд продал тебя купцам?
– Нет, господин. Его усадьбу захватили балтийские даны. Была битва. Многих убили, а меня не тронули и вскоре продали двинским купцам.
– Оставив девственницей?
– Я невинна, господин, – тихо сказала Инегельда. – Невинность стоит во много раз дороже.
– И это подсчитали датские викинги? – усмехнулся Хальвард. – Ложь труднее правды: ее приходится запоминать.
Он сказал наугад, но по тому, как чуть дрогнули длинные ресницы, понял, что попал в цель. Размышляя, походил по комнате. Инегельда по-прежнему стояла не шевелясь, скромно потупив глаза.
– Сядь.
Она послушно села на край скамьи, положив руки на плотно сжатые колени. Хальвард оценил положение рук, посадку и в особенности прямую спину девушки: в этом проглядывала порода, этому невозможно было обучить. Не только сама Инегельда – все ее бабки и прабабки сидели именно так, как сидела она, не сутулясь и не напрягаясь.
– Ты знала, что тебя отдадут князю Воиславу?
– Нет, господин. Меня просто ввели в его покои.
– И он не воспользовался твоей невинностью?
– Нет, господин. Я…
Инегельда неожиданно замолчала. Хальвард подождал, но молчание затягивалось, и он спросил:
– Ты что-то хотела сказать?
– Я… Я была очень удивлена.
– Я тоже, – со всей возможной простотой согласился боярин. – Это необычно, правда?
– Так мне показалось.
– А потом тебя передарили. Тебе известно, кому?
– Нет, господин.
– Князь Воислав отдал тебя в дар конунгу Олегу.
– Конунгу Олегу?
Инегельда на миг взглянула, и Хальварду показалось, что во взгляде ее мелькнула растерянность. Но она тут же прикрыла взгляд ресницами.
– Ты не знала об этом?
– Разве вещи говорят, кому ее завтра подарят? – в голосе Инегельды слышалась горечь, но она быстро справилась с собой. – Я должна была бы догадаться: прислуживающие мне женщины много говорили о великом вожде русов.
– Ты любишь болтать с женщинами?
– Я выросла среди них.
– Пока поживешь с ними.
Он кликнул гридина, что-то шепнул ему, и гридин тотчас же удалился. Хальвард больше не говорил с девушкой, но, сев в кресло, уже не спускал с нее глаз. И за все это время ресницы Инегельды ни разу не дрогнули.
Вошли две молодые женщины. Хальвард молча указал одной из них на Инегельду, и та, взяв девушку за руку, тут же увела ее из его покоев.
– В