– Нет, конечно, не думаю. Слушай, зато я придумал такую вещь, как эстетическое ядро.
– Ага, помню, рассказывал. Ты типо считаешь, что в каждом событии есть своё эстетическое ядро, которое основывается на нашей памяти, наших знаниях, нашем виденье мира и нашем чувстве прекрасного. Мол, чем опытнее и умнее человек, тем больше эстетически целого он способен видеть, тем лучше он соединяет одни вещи с другими. А когда мы всё это перерабатываем во что-то творческое, то ядро может соединиться с другими. Только, скажи, в чем эстетическое ядро сейчас? Сидят 5 студентов, бухают, фактически, блядствуют, никому не интересные, никому в целом не всравшиеся. Где тут эстетика твоя?
– Эстетика это не только о прекрасном, это об органичном и едином. Я бы сказал, что это религия, но через искусство. Даже не так. Эстетика – это и есть религия в искусстве. Даже самое отвратительное может быть в каком-то контексте единым. Убийство, кровь, сломанные кости, место преступления, расследования – все эти вещи создают единое ядро, если думать о них вместе, как об одной картинке.
– Что красивого в том, что мы бухаем?
– Дань, я говорю, не в красоте дело, дело в единстве. Твоё эстетическое ядро это пьянство и разложение, а моё…
– А твоё я называть не буду при новой девочке, философ ты наш эдакий, а то ещё засомневается, когда ко мне приедем, – Даня заулыбался, вознес одну бутылку над головой, залил содержимое в свою воронку, после содержимое другой; он использовал свой рот, как шейкер и вогнал внутрь единое месиво.
Звук пробивающейся между зубов жидкости был слышен Христофору на расстоянии 5 метров. Даниэль полоскал горло сперва горящей, а после шипящей водой. Заметив взгляд Христофора, Даниэль протянул ему ещё две бутылки, но настаивая, что эта бомба просто пушка, то есть, неподготовленный организм Христофора мог сдать в любой момент и отключить.
– Может, не будешь мешать? – было сказано явно без доверия к поступку своего нового, послушного мальчика.
– Да похер, – видимо, не очень послушного.
Полчаса продолжали двигаться своими мелкими, но стремительными и упёртыми шагами. Было установлено, что как только кто-то зайдет во двор, вся кучка соберёт свою алко-бомбу и двинется в клуб «Сан-Франциско». Мария собрала одуванчики и сделала из них венок. Вибрации стали раздаваться по земле, не походя на алкогольный бред. Юда намекнул на их наличие, будучи в трезвости своего восприятия и видя углы домов в своих 90 градусах, а не плюс минус от 70 до 120. Эти приглушенные удары стали поводом зайти внутрь помещения, где было значительно безопасней.
Клуб «Сан-Франциско» в тот день был сборищем фриков, гиков, неформалов, пьяниц, 30-летних небритых магов (местами и старше), малолетних аутсайдеров, репортеров и хикканов, заинтересованных молодежными культурными движениями (коих было меньше, чем пальцев на руках слесаря-алкоголика). Здание представляло