Не похоже, чтобы аргосские полководцы пытались атаковать, пока спартанский строй еще не был завершен. Согласно греческому обычаю, им необходимо было воодушевить своих воинов речью, и пока эти речи произносились, спартанцы, вероятно, успели построиться. Мантинейские командиры напомнили своим согражданам, что предстоящая битва решит, останется ли Мантинея свободным и влиятельным городом с зависимыми аркадскими территориями, как сейчас, или снова попадет под власть Спарты. Аргосские вожди подчеркивали, [стр. 83] что у Аргоса теперь есть шанс вернуть утраченное господство в Пелопоннесе и отомстить своему злейшему врагу и соседу. Афинских воинов призвали доказать, что они достойны храбрых союзников, с которыми теперь сражаются плечом к плечу, а также защитить свои земли и империю, разгромив врага в Пелопоннесе.
Характерная особенность спартанского духа ярко проявилась в том, что к ним не было обращено подобных речей ни Агисом, ни другими командирами. «Они знали (пишет историк [120]), что долгая подготовка к войне – лучшая гарантия, чем красивые слова в последний момент». Как среди профессиональных воинов, храбрость подразумевалась сама собой, без особых призывов; но среди них слышались взаимные указания, чтобы добиться идеального боевого порядка, который, вероятно, поначалу не был таковым из-за поспешного построения. Кроме того, в рядах распевали военные песни, возможно, Тиртея. Наконец, был дан сигнал к атаке: многочисленные флейтисты – наследственная каста в Спарте – заиграли, и войско двинулось медленно, размеренно и в ногу с музыкой, без разрывов и колебаний в строю. Резким контрастом этому выверенному шагу выглядели действия противника: не имея флейтистов или других музыкальных инструментов, [121] они бросились в атаку стремительно и даже яростно, еще воодушевленные только что произнесенными речами.
Общей тенденцией всех греческих армий при