Девица была при Мате неотлучно, когда ее полюбил Гилвайтви, сын Дона, и полюбил так сильно, что захотел умереть и стал из-за своей любви таять на глазах. Он очень изменился и телом и душой, и вскоре даже близкие с трудом узнавали в нем прежнего Гилвайтви.
Как-то раз его брат Гвидион внимательно посмотрел на него.
– Юноша, ты, часом, не заболел? – спросил Гвидион.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что вижу, как ты переменился.
– Мой брат и господин, меня губит не болезнь.
– А что же?
– Ты знаешь, – сказал Гилвайтви, – все здесь принадлежит Мату, сыну Матонви, и мы даже шепотом ничего не можем сказать, чтобы ветер не отнес ему наши слова.
– Да, это мне известно, – кивнул головой Гвидион. – Но будь спокоен, я знаю твою тайну: ты любишь Гойвин.
Гилвайтви, поняв, что брату все известно, тяжело вздохнул.
– Молчи и не вздыхай. Если ты сам не можешь ее получить, я сделаю так, что и Гвинет, и Повис, и Дехай-барт будут сражаться за нее. Поэтому развеселись и положись на меня.
И они отправились к Мату, сыну Матонви.
– Господин, – сказал Гвидион, – до меня дошли слухи, что в округе появились невиданные прежде звери.
– Как их называют? – спросил Мат.
– Свиньи, господин.
– На кого они похожи?
– Они небольшие, но кожа у них мягче кожи теленка.
– Небольшие?
– Они меняют свои имена. Теперь их зовут хрюшками.
– Кто же ими владеет?
– Прадери, сын Пуихла. Их прислал ему Араун, король Аннувина.
– Как их у него забрать?
– Я оденусь бардом и отправлюсь к нему, прихватив с собой еще одиннадцать бардов.
– Он тебе откажет.
– Мое путешествие не будет напрасным, господин, я вернусь со свиньями.
– Что ж, тогда собирайся в путь.
Гвидион и Гилвайтви, взяв с собой еще десять мужей, явились в Кередигиаун, который теперь известен как Хритлан Тайви, где был дворец Прадери. Так как они изображали бардов, то их радостно встретили, и Прадери усадил Гвидиона рядом с собой за стол.
– Сказать по правде, – не выдержал Прадери, – я бы с удовольствием послушал кого-нибудь из твоих товарищей.
– Господин, – ответил ему Гвидион, – у нас есть обычай. В первый вечер, когда нас принимают во дворце, поет старший из нас. Позволь, и я с радостью спою для тебя.
Надо сказать, что Гвидион был самым искусным сказителем из всех, кто жил тогда на земле, а на сей раз он особенно постарался, да и сам Прадери слушал его как зачарованный.
Потом Гвидион спросил Прадери:
– Господин, угодно ли тебе, чтобы кто-нибудь другой высказал тебе нашу просьбу, или позволишь сказать мне?
– Говори, – сказал Прадери.
– Тогда слушай, господин, мою просьбу. Дай мне тех животных, что были привезены тебе из Аннувина.
– Ничего