Инэвера задохнулась, когда Кева подскочила к ней, схватила за руку и вздернула на ноги. Она ошалело посмотрела на мать и увидела страх в округленных глазах:
– Мама!
Манвах повалилась ничком, вцепилась в подол белого балахона Кевы, когда дама’тинг оттащила Инэверу.
– Пожалуйста, дама’тинг! – возопила она. – Моя дочь…
– Твоя дочь больше не имеет к тебе отношения, – оборвала ее Кеневах, а Кева брыкнула ногой, высвобождая подол из хватки Манвах. – Отныне она принадлежит Эвераму.
– Тут какая-то ошибка, – беспомощно сказала Инэвера, когда Кева повела ее по дороге, крепко держа за локоть.
Казалось, ее гнали не во дворец, а на порку С ними шли дамаджи’тинг Кеневах и послушница Мелан, най’дама’тинг.
– Кости не ошибаются, – возразила Кеневах. – А ты должна ликовать. Ты, дочь корзинщицы и заурядного шарума, будешь обручена с Эверамом. Разве не видишь, какая честь выпала на долю твоей семьи?
– Тогда почему мне не позволили проститься с родными? Даже с матерью? – Манвах наказывала ни в коем случае не отвечать вопросом на вопрос, но Инэвере было все равно.
– Лучше отсечь их разом, – посоветовала Кеневах. – Теперь они ниже тебя и несущественны. Тебе не позволят видеться с ними во время обучения, а к моменту, когда будешь готова пройти испытание для белых одежд, ты и сама не захочешь.
У Инэверы не нашлось ответа на столь дикое утверждение. Не захотеть увидеть мать? Брата? Это немыслимо. Она затоскует даже по отцу, хотя Касаад, по всей вероятности, вообще не заметит ее отсутствия.
Вскоре показался дворец Каджи дама’тинг. Будучи ровней даже дворцам виднейших Дамаджи, он был окружен двенадцатифутовой меченой стеной, надежно защищавшей как от дневных врагов, так и от алагай. За нею Инэвера не раз видела высокие шпили и огромный дворцовый купол, но никогда не бывала внутри. В большие ворота не входил никто, кроме дама’тинг и их учениц-послушниц. На эти священные земли не смел ступить ни один мужчина, включая самого андраха.
По крайней мере, так Инэвере говорили, но, когда ворота – казалось, распахнувшиеся сами собой – захлопнулись за ними, она углядела двух мускулистых мужчин, которые толкали створки. На них были только белые бидо и сандалии, а волосы и тела блестели от масла. У обоих на лодыжках и запястьях сверкали золотые оковы, но Инэвера не заметила цепей.
– Я думала, во дворец не пускают мужчин, блюдя непорочность дама’тинг, – пробормотала Инэвера.
Невесты Эверама отрывисто расхохотались, как от хорошей шутки. Прыснула даже Мелан.
– Ты наполовину права, – ответила Кеневах. – У евнухов нет ядер, а потому они не мужчины в глазах Эверама.
– Значит, они… пуш’тинги? – уточнила Инэвера.
Кеневах гоготнула:
– Ядер нет, но копья достаточно хороши для мужского ремесла.
Инэвера болезненно улыбнулась, когда они взошли по широким мраморным ступеням, отполированным до девственной белизны. Она съежилась, стараясь казаться как можно меньше и неприметнее, а очередные рабы в золотых кандалах, еще более