Специалист по этим вопросам нашелся всего один. Он с ходу заявил, что все началось, конечно, очень давно, но вот прервалось оно где-то в 7 тыс. до н. э. А потом опять стало развиваться… В общем, мне надо изучить его теорию о грамматических категориях.
Я, конечно, люблю оригинальные теории, но в этой я ровным счетом ничего не понял.
Профессор пытался мне объяснить, как он считал, узловой момент свое теории.
– Вот, послушай, – говорил он, наливая очередную чарку водки, изготовленной по его секретному рецепту. – Вначале имена могли быть только у божеств. Причем произносить их могли только избранные, жрецы. А простые люди могли только произносить местоимения. А потом имена стали даваться и этим высшим жрецам, потом – всем совершеннолетним мужчинам… Менялись грамматические категории…
– А почему? – спрашивал я.
– Я не знаю, – говорил профессор. – Я только описываю, как это менялось, и какая здесь есть закономерность. Закономерность есть. И она очень точно описывает исторические периоды: если усложняются грамматические категории, значит народ, носитель языка, развивается. Если усложнение прекращается – то народ в застое. Если наблюдается упрощение – то это распад, деградация народа или случилась какая-то катастрофа глобального масштаба, какое-то бедствие… Эти мои выкладки полностью совпадают с результатами археологических изысканий.
– Почему происходит деградация – понятно. А почему происходит развитие? – не унимался я.
– Это не моя тема, – говорил профессор, и почему-то хитро улыбался.
Физик и филолог никогда не поймут друг друга, решил я. Наверное, здесь нужен математик.
Института математики в нашей системе академических институтов не было. Поэтому математик нашелся в институте социально-экономических исследований.
Каким образом математик такого высокого класса попал в этот институт – это отдельная история. Но класс был на самом деле высокий. Он закончил мехмат МГУ, его статьи по математике еще в 70-ые годы были опубликованы в Америке.
Занимаясь математикой, он все теоремы доказывал сам, а для решения достаточно сложных задач, формулировал и доказывал новые теоремы и с их помощью успешно решал свои задачи.
– Что же было в начале? – спросил я.
– В начале была единица, – сказал он. – Хотя единица – это начало для арифметики.
– А ноль?
– В арифметике нуля нет.
– Как нет? – удивился я. – Для записи десятков используется ноль.
– Это не настоящий ноль, – сказал он. – Это обозначение пустого разряда. Вначале он записывался как точка.
– А что же лежит в основе