Но если и была здесь идеализация, то, наверное, совсем чуть-чуть – за тот год, что мы были знакомы, я успела очень хорошо его узнать, как и он меня, собственно. Я принимала Жданова со всеми его особенностями и недостатками – с холодной отчужденностью, иногда на него находившей, перепадами настроения, мелким и детским эгоизмом. Все это в моих глазах не делало его хуже, потому что было составными частями его самого, его личности. Его неповторимого мироощущения, в которое я однажды провалилась, как в омут, и не захотела выныривать обратно.
Справедливости ради, и Жданову перепадало немало, я ведь тоже вовсе не являлась уравновешенной натурой, и была, пожалуй, так же эгоцентрична, как и он, а может быть, и гораздо больше. То, что мы так странно совпали, было само по себе удивительно. У нас было много общего, но не меньше разделяло – от взглядов на жизнь до бытовых привычек.
Однако же мы были необходимы друг другу. Во всем своем эгоцентризме необходимы. И тянулись к друг другу из эгоистического желания сделать себе хорошо… Закрыться друг другом от холодного внешнего мира, в друг друге искать поддержки и опоры.
Мое одиночество и его усталость сошлись, образовав крепкий тайный союз. Тайный – так как мы оба были не свободны и не собирались это менять. Было слишком много обстоятельств, препятствующих формальному объявлению миру об этой связи. И мы стали любовниками – любовниками в традиционном смысле, встречающимися изредка и украдкой, скрывающимися от чужих любопытных глаз.
Никто не знал о том, что мы сняли этот дом в глуши, чтобы провести отпуск вместе.
Место выбрал Жданов, а я молчаливо согласилась с его решением. По его словам, дом на «хуторе» в двадцати километрах от города принадлежал приятелю, парнишке, у которого здесь жили прежде дед с бабкой.
Любовь к частным домам была одним из тех факторов, что объединяли нас с Ждановым. Объяснялось это, конечно, просто, и он, и я провели детство именно в доме, а в городскую квартиру переехали уже во взрослой жизни. И для меня, и для него дом был частью детства и взросления, местом, где ты чувствовал себя привычно и в безопасности.
И в этом доме, куда мы приехали два дня назад, я тоже чувствовала себя на своем месте. Чужие вещи казались странно знакомыми, словно много раз виденными прежде: старый диван, покрытый линялым зеленым покрывалом, прибитый над ним ковер с оленями, круглый стол, застеленный выцветшей клеенкой, стоящий в углу нелепый пузатый телевизор, тусклое зеркало в деревянной раме, старенький буфет в прихожей, заставленный какой-то посудной дребеденью. У меня ничего не было связано с этой обстановкой, а в то же время казалось, словно я уже много-много раз приезжала сюда и только позабыла об этом. Возможно, дело было в том, что в советское время вообще у всех все было одинаковое, и мне прежде приходилось тысячу раз видеть такую мебель, такую посуду, такое постельное белье, такие узоры на обоях, таких оленей…
– Мне надо помыться, – сообщаю я. – Пойдешь со мной в баню?
– А ты хочешь, чтобы я составил тебе компанию?
– Хочу.
– Тогда