Ведь у меня теперь есть он.
– Пойдем в дом? – спросил Жданов, докурив.
Если бы я умела краснеть, то покраснела бы. Но мои вспыхнувшие щеки – только легкий румянец в глазах окружающих, так что Жданов, наверное, и не понял, до какой степени я смущена.
– Пойдем, конечно…
– Сейчас все будет, руки помою только, – шутливо пообещал Жданов.
Я оставила это без комментариев.
Мы прошли в дом. Пока Жданов мыл руки, я молча ждала на диване. Напряжение постепенно спадало, уступая место растерянности.
– Заждалась, славная? – Олег, кажется, почувствовал мое состояние. – Ну же, не бойся… Ты же сама просила…
Я нервно хихикнула. Яркий солнечный свет, бьющий в окна, не оставлял ни малейшей надежды на сохранение каких-то остатков стыда. Ну да, он, конечно же, уже все видел… и я действительно сама попросила…
– Олег, задерни хоть занавесочку, – взмолилась я.
– Хорошо, хорошо, – он сделал так, как я сказала. – Ну что, приступим?
На мгновение я испытала жуткое ощущение, словно попала в медицинский кабинет, но переборола его и решительно задрала подол.
– Ну же, ложись на спинку. Не бойся, не бойся… Расслабься…
И стоит Олегу дотронуться до тонкой ткани трусиков, как все мгновенно меняется. Сгорает смущение, неловкость и растерянность. Сгорает стыд. Остается только мое желание, пронзительно острое, мучительное. Вот теперь я – это я… А может, совсем не я, а моя древняя прабабка, сто тысяч лет назад так же стискивающая зубы под чьими-то чуткими пальцами за пологом из шкур в пещере…
Впрочем, мне уже не до рефлексии.
Олег гладит меня через тонкую ткань, касается внутренней стороны бедер. Так нежно и осторожно, словно перед ним бог весть какая драгоценность. Я закрываю глаза, чтобы не отвлекаться, чтобы ничего не пропустить. Вся отдаваясь ощущениям между ног, тому, что сейчас там происходит. Словно центр моего тела да и всего мироздания сейчас переместился туда. Если бы сейчас окна были открыты, а за мной наблюдала толпа народу, мне это было бы уже все равно.
Олег отодвигает ткань, проникает за нее, ласкает набухшие нежные складочки. Я уже не могу сдержать стон, мне сейчас так тяжело, словно меня пытают раскаленным железом. Я чувствую, как внизу все постепенно становится мокрым – и белье, и пальцы Олега. Тело стремится поддаться ему навстречу, тело стремится нанизаться, надеться на эти пальцы, которые меня так мучают… Играют, сладко дразнят, но все же не приступают ко мне всерьез.
Ко мне – как к лакомому блюду.
– Тебе хорошо? – зачем-то уточняет Олег.
– Делай… со мной… что… хочешь, – сквозь зубы выговариваю я. – Хочу быть… твоей… вещью. Только… не… бросай.
Дыхание