– Скорей бы закончилось.
Это вряд ли.
А ветер все нес и нес клочья дыма, разбивая идиллию лета. И как-то неприятно стало, точно его, Глеба, этот ветер тыкал в дым, как котенка в лужу мочи.
Привет от Евы. Ей не достаточно было просто сдержать слово, но требовалось поиздеваться, протянув еще одну ассоциативную связь, которую быстро просекли.
Холокост. Истребление. Печи. Смерть в мучениях.
И прозвище, намертво приклеившееся к заводу – «5-й полк».
Хрень все это и полнейшая. Их вообще в крематорий уже мертвыми привозят. Глеб знает. Глеб уточнял, когда только услышал про завод.
– Пойдем что ли? – напарник вскочил, кое-как обтер песок, прилипший к коже, и принялся одеваться. Он торопился и путался в широких шортах, а рубашку просто на плечи покрасневшие накинул. Так и шел до самого города, полуодетый и взъерошенный. Глеб шлепал следом.
Чем ближе подбирались, тем сильнее воняло.
Они даже умереть не могли, не мешая. И когда показалась сизоватая череда леса с торчащими из нее черными трубами, Глеб отвернулся в другую сторону.
– Нацики! Нацики! – женщина в сарафане болотного цвета выскочила из кустов и кинулась на Глеба, размахивая жердиной с плакатом. – Посмотрите, чего вы наделали! Посмотрите!
Не плакат – фотография человека без лица. Выходя, пуля разворотила череп, расплескав содержимое. Подработанное графическим редактором фото было подчеркнуто отвратительно. Яркая кровь, белая кость, желтоватые ошметки мозгов.
Напарник, хмыкнув, попытался обойти дамочку, она же преградила путь. И плакатом принялась тыкать, будто это не плакат – копье.
– Слышь, идиотка, свали.
– Они умирают! – идиотка сваливать не думала. – Из-за вас! Из-за таких вот сволочей…
– Ты думай, кого сволочью называешь!
– Тебя! И его! И всех вас! Сволочи вы! Сами нелюди! Сами…
Напарник толкнул бабу в грудь.
– Свали, коза…
– Нелюдь! Урод моральный! Фашист! – она брызгала слюной и сверкала глазами, несчастная дурочка. Напарник вырвал плакат и, переломив древко об колено, швырнул на землю.
Баба завизжала и, выхватив перцовый баллончик, пустила струю в лицо напарнику.
Он заорал, завертелся, размахивая руками.
– Все, мля! Сука, ты труп! Ты…
Баба отступала, не спуская с напарника заплаканных глаз.
– Беги, дура! – рявкнул Глеб. – Беги, пока можешь.
– Да держи ты ее! – напарник остановился и тер слезящиеся глаза, он дышал часто, а из носа текли сопли. Баба развернулась и неловкой рысью потрусила в лес.
– Глеб!
– Нет. Не надо, – Глеб схватил напарника за руку. – Она ж человек. А людей мы не трогаем.
– Идиотка несчастная… и ты хорош. Мог бы… – Напарник прыгнул на щит и скакал, разбивая в щепу. Когда успокоился, Глеб сказал:
– Пойдем. Ну с ними связываться… она не понимает.
Все сделанное