Аделин, не оборачиваясь:
– Что «мы»? Я устала от твоих идей о бесплатной энергии. Люди не меняются. Даже если у тебя получится гениальное устройство, его продадут за копейки и будут торговать втридорога. А ты слишком гордый, чтобы признать, что без инвесторов не обойтись. Сколько можно?
Ник только сжал губы. Ещё недавно он восхищался её решимостью, а теперь эта решимость оборачивалась враждебной силой, диктующей выгоду. Аделин надела куртку и напоследок бросила взгляд:
– Я не вернусь. Может, и любила тебя, но твоя зацикленность на «спасении планеты» – это детский бред. Прощай.
Дверь захлопнулась. Ник остался в полной тишине. Несколько минут он прислушивался к пустоте за стенами, потом потянулся к бутылке виски. Острый запах алкоголя заставил его съежить лицо. «Всё, – пронеслось в голове, – конец…» И внутри, растекаясь, пульсировала пустота, не столько из-за ухода Аделин, сколько от осознания, что его жизнь летит в пропасть.
Назавтра Ник не пошёл на работу. Он сидел в своей заваленной бумагами комнате, где повсюду лежали обрывки схем, проводов и чертежей катушек. Глаза болели от недосыпа, а организм – от спиртного. Он чувствовал себя проигравшим: личная жизнь рухнула, проект буксует, а поиски инвесторов вели к жёстким условиям, убивающим идею «бесплатной энергии».
Часы текли, а Ник по-прежнему сидел, обхватив голову руками. В полусне ему мерещился Фрэнк, твердивший: «Я предупреждал, система ломает упрямых…» Ник вскакивал и пил из горла, стремясь забыть эти слова. Согласиться, что отец прав? Нет, это значило бы пойти на его правила и поддержку.
Телефон звонком оповещал, что коллеги разыскивают его, соседи жаловались на громкую музыку. Ник не отвечал. За окном жизнь текла своим ходом, а внутри расползалась пропасть. Промчались сутки, заполненные выпивкой, короткими вспышками самосожаления и тоски. Пару раз кто-то громко стучался – возможно, из лаборатории или доставка. Ник не выходил, ходил кругами между осколков собственных планов. Усталость сковывала разум, а в глубине всплывали образы Аделин, и детства, мысли о том, что «два вихра на голове» вечно толкают его на грань, где нет никакого спасения.
Под вечер пошёл ливень, барабанивший по подоконнику. Ник ощутил, что не может больше оставаться в четырёх стенах. Он выскользнул на улицу, надев пропахшую виски ветровку, с горстью мелочи в кармане и пустотой в душе. Бредя по лужам, он понимал, что всё рушится. Глубоко внутри мерцала мысль: «Может, уехать к отцу? Или гордость не даст?»
Вдруг он увидел уличное кафе с тусклыми гирляндами, оттуда пахло кофе. Ник, дрожа от холода, решился зайти хоть немного согреться.
Внутри царила тишина: бармен что-то читал, а за одним из столиков сидела девушка. Ник тяжело опустился на стул, хотел заказать что-то покрепче, но бармен нахмурился:
– Алкоголь уже не продаём. Могу дать кофе или чай.
Ник раздражённо фыркнул, но согласился на кофе. Чёрная жидкость в чашке казалась отражением его собственного