В данном случае все было еще хуже: муж и дети свидетельницы приехали с ней и собирались ждать ее перед допросной. У меня детей нет, но я прекрасно помню, как сама была ребенком. Сидеть перед кабинетом после целого дня в школе – да это же просто кошмар! Я беспокоилась, что мать будет торопиться и постарается как можно скорее отделаться от меня.
Она сидела в своей машине, когда заметила мужчину, быстро шагавшего по парковке. Позже, услышав, что произошло ограбление, она поняла, что, скорее всего, видела преступника.
Наше собеседование началось на хорошей ноте, но спустя полчаса свидетельница заявила, что ей надо идти – прямо сейчас. К тому моменту у меня был только схематический набросок. Обычно с этого начинается подробная детализация и корректирование, но нет, она не собиралась продолжать и хотела ехать домой. В последний момент я еще успела добавить волосы, чтобы получилось более или менее цельное изображение; свидетельница тем временем натянула пальто и взяла сумку.
Весь мой первый опыт показался мне неловким и неудачным, но для свидетельницы и ее семьи это тоже был большой стресс. С другой стороны, мой первый фоторобот показал, как это не нужно делать, и сейчас, оглядываясь назад, я считаю, что самый плохой опыт получила самым первым.
Была глубокая ночь, и я сидела в допросной в штаб-квартире ФБР, готовясь к дистанционному интервью. Я была сильно обеспокоена. Свидетель являлся информатором в продолжающейся «войне с терроризмом», и, честно говоря, я боялась, что он не захочет разговаривать с женщиной.
Но мои страхи развеялись за считаные минуты; он оказался обаятельнейшим парнем, шутил с агентами, сидевшими с ним рядом, и с довольным видом попивал газировку. Он прекрасно говорил по-английски, так что нам не понадобился переводчик, и, судя по его лицу, прекрасно проводил время.
Собственно, он чувствовал себя настолько свободно, что я задумалась, не уловка ли все это. Если информатор выдумывает, наши агенты не купятся на его ложь. Но может, это какая-то двойная игра с их стороны? В то время я не могла сказать этого наверняка, но, по моему мнению, он все сочинил.
Ложные показания – обычное дело для сотрудников правоохранительных органов, и судебные художники не являются исключением. Не все свидетели действуют из лучших побуждений, и не все говорят правду. Но они не рассчитывают, что их попросят описать подозреваемого для составления фоторобота. Оказавшись в такой неловкой ситуации, они могут либо придумать какое-то лицо, либо описать по-настоящему существующего человека.
Придумать лицо куда сложнее, чем может показаться. Зачастую свидетель начинает описывать «подозреваемого» в туманных расплывчатых терминах, так что в результате получается такой же неубедительный портрет. Свидетель волнуется, что рисунок вышел слишком усредненным, и добавляет