Литературная ориентация «Братства» не оставляет сомнений в том, что Марк Азадовский участвовал в этом журнале не только как редактор, но и как автор. «Первые три номера чисто литерат<урного> характера», – вспоминал А. Б. Ельяшевич, в то же время подчеркивая, что от номера к номеру журнал все более насыщался общественно-публицистическим содержанием. За отсутствием отдельных выпусков (кроме одного) невозможно определить конкретное участие Азадовского в «Братстве», тем более что и стихи, и статьи печатались в журнале под псевдонимом. Известно лишь (со слов Ельяшевича), что в гимназическом кружке уделялось внимание западноевропейской литературе (обсуждались «Ткачи» Гауптмана, «Углекопы» Золя)178 и что Марк сделал однажды доклад «Тип „Скупого“ в литературе (Мольер и Пушкин)»179. Возможно, одна из тем была представлена и на страницах «Братства». «У него <Марка> было несколько литер<атурно>-критич<еских> статей», – вспоминал Ельяшевич.
В «Жизнеописании» (1938) М. К. указал, что его «первый научный доклад», прочитанный «в нелегальном самообразовательном кружке учащихся», был посвящен книге Энгельса «О происхождении семьи, частной собственности и государства»180.
Независимо от количества и содержания его статей и докладов для «Братства» важен тот факт, что научно-литературная деятельность Марка Азадовского началась в 1902–1903 гг. именно в рамках этого гимназического кружка. Уже в те годы, будучи еще подростком, он, должно быть, впервые почувствовал свое подлинное призвание. Очевидно, что уже тогда он проявлял интерес к марксизму, социальным учениям, истории и общественной мысли. Что же касается прочих гимназических предметов, то здесь юный Марк явно не блистал талантами (выше упоминалось о чистописании и рисовании). Однако приближалась революция, и такие предметы, как чистописание, вряд ли интересовали Марка и его товарищей по Иркутской гимназии. Их духовное формирование протекало на фоне бурных общественных событий и под непосредственным влиянием людей, причастных к революционному движению. Сострадание угнетенному народу, борьба за его освобождение, готовность «идти на подвиг» и приносить «жертву» – этими и подобными настроениями Марк Азадовский проникся уже в ранней юности181.
Сохранилось воспоминание М. К. о чтении одной из книг, созвучной его юношеским переживаниям. В письме к фольклористке В. Ю. Крупянской (1897–1985) он рассказывал 12 мая 1949 г.:
Я помню, как юношей я зачитывался романом Сенкевича «Потоп»182. Я очень любил эту романтическую эпопею и по сию пору живо представляю себе образы Кмицица, Володыевского, – «маленького рыцаря», особенно потому и пленившего мое воображение, ибо я ведь был очень малюсенький гимназистик;