– Простите, пожалуйста, – снова вклинилась Маруська, – а вы внук брата матери Янины? Наталья Юрьевна рассказывала, что у её бабушки был родной брат – Петр Глинский. Она предположила, что он погиб во время революции, так как о нём никто больше ничего не слышал. Но оказывается он остался жив?
– Да, дед остался жив, – прищурился Николай, – он уехал во Францию, во время Второй мировой войны принимал активное участие в сопротивлении фашистской Германии, а после войны в 1953 году вернулся в Россию, то есть в СССР. С тех пор наша семья живёт в России, в Питере. Деда, конечно, уже нет в живых, отца к сожалению, тоже. Из Глинских остался только я. Но я знал, что у деда была сестра. Отец рассказывал, что дед навсегда вычеркнул её имя из своей памяти, так как она связалась с чекистом, именно с тем, кто расправился с её родителями. Дед в это время был на войне, я имею в виду, империалистическую, 1914 года. Ему рассказали соседи, когда он вернулся. Больше он не видел свою сестру, вернее, не желал видеть, а вскоре уехал во Францию.
Маруська замерла.
– А Наталье вы рассказывали эту историю?
– Зачем, – пожал плечами Глинский, – она встретила меня, если не как врага, то как соперника. Её бы воля, она меня на порог бы не пустила, но увы, – он зло усмехнулся, – она вынуждена исполнить волю покойной. И вот я здесь. Придётся прожить целую неделю в этом доме, чтобы узнать, что же мне оставила в наследство дочка последней из рода Глинских. А вы, Мария, значит, девушка Германа Валерьевича? – неожиданно перевёл разговор в другое русло Глинский, с интересом разглядывая Маруську.
Она бросила на меня испуганный взгляд и неуверенно кивнула.
– Совершенно верно, – я подошёл к ней и демонстративно, нежно обнял за плечи, почувствовав, как она напряглась. – Мы с Машей в отношениях. А что?
– Да ничего, – усмехнулся Глинский, – если только вы не боитесь нарушить закон. Вам, Машенька, восемнадцать лет уже стукнуло?
– Вообще-то мне двадцать один, – покраснела Маруська, – и я уже дипломированный юрист.
– Никогда бы не подумал, – изумился Глинский, – на вид вы дитя дитём и никак не смотритесь рядом с вашим взрослым другом.
– К сожалению, такой недостаток, как возраст, быстро проходит, – процедил я сквозь зубы. Со мной рядом Маша значит, не смотрится, а с ним смотрится? Он, между прочим, старше меня! Этот престарелый плейбой, по-моему, уже положил глаз на мою Маруську. На мою? Это я так мысленно её уже окрестил? Офигеть! Никогда бы не подумал, что я такой собственник. Но сейчас, когда эти сальные глаза ползут по телу девчонки, меня охватывает бешенство. И я демонстративно прижимаю её к себе и крепко целую в губы. Чтоб знал, моя!
Глинский в шоке. Маруська, кажется, тоже. Когда я её отпускаю, у неё краснеет не только лицо, но и шея. Она осторожно отодвигается от меня подальше, смотрит на Глинского и задерживает взгляд на его руках. Несколько минут проходит, чтобы мы все пришли в себя. Маруська справляется