Илай медленно открыл глаза. Полутемная комната, заставленная печатными станками. Желтый свет керосиновых ламп. На стенах – революционные плакаты с призывами к свержению Временного правительства. Типография. Петроград. 1917 год.
Новое тело, новая история.
Он ощутил, как в груди поднимается тяжелый кашель, и не сумел его сдержать. Приступ согнул его пополам, заставляя судорожно хватать ртом воздух. Горло обжигало, легкие сжимались в болезненных спазмах.
– Совсем плох, – покачал головой высокий мужчина с красной повязкой на рукаве. – Брось ты эту работу, Миша. Сожжешь легкие типографской краской.
Илай выпрямился, ощущая, как в сознание вливаются воспоминания носителя. Михаил Соколов, 30 лет, типографский рабочий. Вдовец – жена умерла от туберкулеза два года назад. Живет в коммунальной квартире на Васильевском острове. В революционные партии не вступал, к большевикам относится настороженно, но подрабатывает печатью их газет и листовок – нужно же как-то прокормиться.
– Все нормально, Григорий, – ответил Илай голосом Михаила. – Какой тираж на сегодня?
– Пять тысяч листовок, – ответил Григорий, развернув перед ним макет.
Крупные черные буквы на грубой бумаге: "ДОЛОЙ ВРЕМЕННОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО! ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ!" Внизу – схематическое изображение рабочего, разбивающего цепи.
– И кому они верят? – пробормотал работавший рядом худой мужчина с всклокоченной бородой. – Одних господ сменят другие, только с красными бантами вместо белых перчаток.
– Заткнись, Борис, – огрызнулся Григорий. – Хочешь, чтоб тебя как контру к стенке поставили?
– Кто поставит? – усмехнулся тот. – Ленин, который прятался в Швейцарии, пока наши ребята на фронте кровь проливали? Или Троцкий, который в Америке революцию по газетам изучал?
Илай молча настраивал печатный станок, пока двое спорили, переходя на все более повышенные тона. Голова еще кружилась от перехода между симуляциями, но тело Михаила действовало механически, повторяя тысячи раз отработанные движения.
«Октябрьская революция, 1917 год», – раздался в голове спокойный голос Мнемозина. – «Одно из поворотных событий мировой истории. Свержение Временного правительства и начало 73-летнего коммунистического эксперимента».
– Который закончится крахом, – тихо произнес Илай.
«Исторически верное замечание. Но не для текущего момента симуляции», – отозвался ИИ.
Работа шла своим ходом. Григорий ушел – у него было партийное собрание. Борис, задумчиво пыхтя самокруткой, продолжал печатать какие-то бланки. Илай все глубже погружался в память и ощущения Михаила.
Хронический кашель, не дающий спать по ночам. Постоянное чувство голода – хлеба катастрофически не хватало, очереди за ним выстраивались с рассвета, и часто Михаил оставался вообще без еды. Пальцы, въевшаяся в них краска, которую невозможно отмыть полностью. И странное равнодушие, которое приходит к человеку, пережившему слишком много потерь