– Увлажняйте ткань! – кричал Илай, вспоминая исторические документы. – Мочите все, что найдете – платки, тряпки, все! Прикрывайте рот и нос!
«Интересно», – заметил Мнемозин. – «Эта информация не входит в базу воспоминаний носителя. Вы используете свои знания. Необычно. Это не предусмотрено протоколом».
Илай не обращал внимания на ИИ. Он сорвал с шеи шарф, подаренный Джеймсу какой-то девушкой, имя которой тот уже забыл, и бросился к ведру с водой. Вокруг царил хаос. Кто-то кричал начать стрельбу, кто-то плакал, прося прикрыть отступление. Офицеры пытались организовать оборону, но сами не понимали, с чем столкнулись.
Зеленый туман достиг первой линии траншей. Первый солдат, вдохнувший газ, упал, хватаясь за горло. Второй начал кашлять кровью. Третий вытащил пистолет и выстрелил себе в голову.
– Бегите! – кричал кто-то. – Это смерть! Бегите!
Солдаты карабкались по стенкам траншей, пытаясь уйти от смертоносного облака. Но газ догонял их, обволакивал, забирался в легкие.
Илай прижал влажный шарф к лицу, отступая вглубь траншеи. Сердце колотилось о ребра, а тело Джеймса дрожало от адреналина и страха. В этот момент что-то произошло: мир вокруг него на долю секунды раздвоился. Контуры предметов размылись, и сквозь грязную траншею проступила структура данных – цифровой каркас симуляции. Глитч. Сбой в программе.
«Критический эмоциональный всплеск», – голос Мнемозина звучал обеспокоенно. – «Рекомендуется немедленная стабилизация».
– Иди к черту, – выдохнул Илай.
Он заметил упавшего рядом Фостера – парень хрипел, из глаз текли кровавые слезы. Илай рванулся к нему, помогая отползти дальше от наступающего облака. Но было поздно – газ уже проник в легкие Фостера, разъедая их изнутри.
– Мама… – прошептал умирающий мальчишка. – Мама, я здесь…
Он затих. Илай остановился, ощущая, как в груди нарастает что-то огромное, жгучее, невыносимое. Это не было эмоцией из 23-го века – стерилизованной, отфильтрованной, безопасной. Это была чистая ярость.
– В этой войне погибнет почти целое поколение, – процедил он сквозь зубы. – Девятнадцать миллионов. Чтобы в будущем люди жили в стерильных куполах, в мире без боли, без настоящих эмоций, без всего, что делает нас людьми?
«Таков был ход истории», – отозвался Мнемозин. – «Каждое страдание приближало человечество к более совершенному будущему».
– Насколько надо быть бесчеловечным, чтобы так воевать за будущее? – спросил Илай, и внезапно понял, что обращается не только к своему ИИ-компаньону, но и к создателям проекта REVENANT, к Каэлю, к себе самому. – Насколько надо быть сломанным, чтобы называть это прогрессом?
В этот момент в нескольких шагах от него из тумана появилась фигура. Немецкий солдат, совсем юный, с обожженным газом лицом и окровавленными легкими, тащился по грязи, хватаясь за землю. Его глаза, налитые кровью, встретились с глазами Илая.
– Hilf