– Ох, барышня, барышня никуда ваша игрушка не денется, – продолжала ворчать женщина, – А книгу, зачем вы эту проклятущую искали?
– А прием закончился? – перебила я ворчунью, про себя подумав, что знать не знаю ни о какой книге.
Серафима резко остановилась, и оторопело уставилась на меня:
– Софьюшка, миленькая, – запричитала она, – Так приёмов у нас в доме и при батюшке то вашем никогда не было, а уж после его смерти…
Она не успела договорить, видно сильные эмоции захлестнули старушку, и Серафима расплакалась, приговаривая:
– Ох, что-то уж сегодня совсем нехорошо с вами…
Превозмогая боль во всём теле, я ещё один раз сделала попытку подняться, но обескуражено опустилась назад.
Моя персона возлежала на ковре в каком-то длинном, старинном незнакомом мне платье. Кто мог осмелиться меня переодеть, и что здесь, в конце концов, происходит…
Серафима увидела мои потуги и запричитала:
– Барышня, миленькая, вы никуда не двигайтесь. Сейчас Петруша отнесёт вас в вашу опочивальню.
Тут я смекнула, что происходит что-то поистине странное и необъяснимое, так как моей опочивальни в этом доме никак быть не могло.
Между тем Серафима куда-то удалилась и вернулась в сопровождении знатного бугая, очень примечательного вида. Это был высокий, широкоплечий парень с мощной фигурой, словно высеченной из камня. Весь его облик свидетельствовал о не дюжей физической силе. Однако, несмотря на внушительное телосложение, его лицо выглядело несколько простоватым. Крупные черты, приплюснутый нос и немного выпученный взгляд придавали ему слегка неотесанный деревенский вид. Впрочем, это нисколько не умаляло общего впечатления природной мощи и грубоватой мужественности. Здоровый румянец на щеках дополнял образ молодого богатыря, чья внешность была далека от утонченности, но в то же время внушала невольное уважение.
Петруша легко подхватил меня на руки, словно я вообще не имела веса, и понёс, минуя полутемные коридоры большого дома.
Моя голова просто «разрывалась» от всяческих предположений, тело ныло, вероятнее всего от падения, а левая нога болела просто невыносимо.
Вскоре мы очутились в довольно просторной комнате с высокими потолками и изящной лепниной. Массивные зелёные портьеры из дорогого бархата, спадали великолепной драпировкой, прикрывая огромные окна и впуская приглушённый свет опустившихся сумерек.
Центром комнаты явилась роскошная кровать, с резными подголовниками и внушительным балдахином, занавешенным тяжелыми бархатными занавесями в тон портьер.
Петруша привычным манером опустил моё бедное тело на мягкие перины и отошел вглубь комнаты. Серафима видимо бежала следом и очутилась в «опочивальне» одновременно с нами.
– Послать за доктором, барышня? – и, не дожидаясь моего ответа, властно крикнула, – Лизка, ты где?
На её зов очень скоро явилась субтильная девица, которая, как выяснилась в последствие, являлась