Костя осторожно покосился влево. Возле дверей стояли две пожилые женщины. Судя по всему, женщины были образованными, на вид им было около шестидесяти лет, но выглядели для своего возраста они очень прилично. Только та, что отвечала, была немного полнее первой.
– Вот именно, – подтвердила первая. – Мы с мужем все время хорошо зарабатывали, и я не стыжусь этого. Так мы и налог какой государству платили с шести сотен. А кто, спрашивается, моей соседке мешал учиться? Я тоже не на всем готовом выросла. У нас в деревне была только восьмилетка. В десятый класс за восемь километров ходила. Восемь туда – восемь обратно. И так каждый день. А домой придешь – матери помочь надо.
– Кто хотел учиться, тот учился…
Прелестная девушка подняла головку на тонкой шейке, пытаясь что-то разглядеть за окнами. Костя почувствовал легкое головокружение. Автобус остановился, двери открылись, и прелестная девушка в голубом ситцевом платье с зелеными цветами вышла из автобуса. Когда Зубков пришел в себя, он тут же двинулся к выходу, но двери закрылись, и автобус плавно тронулся с места. Костя обернулся, провожая взглядом незнакомку, стоявшую теперь на остановке автобуса, выругал себя за медлительность и согласился, что такой шанс судьба дает если не раз в жизни, то не больше двух уж точно.
– Остается только ждать Эры Водолея, может, тогда что изменится, – сказала самая первая тетка, та, что возмущалась неравенством.
Эта незамысловатая фраза вернула Зубкова с небес на землю. Он повернулся в сторону людей, жаждущих справедливости. «Мда. С такими мыслями на Эру Водолея только и надеяться… – подумал Костя. – Какого черта они сегодня все как будто сговорились? Эра Водолея, Эра Водолея… Какой идиот это придумал? Хотя… в общем-то, люди всегда чего-то ждут. Плохой погоды, конца света, лотерейного выигрыша, победы коммунизма… Люди имеют право на надежду. Только если и на работе кто-нибудь мне скажет про эту эру, я ему нос откушу».
С такими мыслями Зубков вышел из автобуса и через пятнадцать минут вошел в здание редакции газеты. На втором этаже возле общей пепельницы стояли четыре сослуживца и о чем-то спорили. Точнее, спорили Егоров и стажер Олег. Егорова Костя считал типичным подлецом. Олег был молод и горяч. Только поэтому он пытался что-то доказать Егорову. Разговаривали они спокойно, но в каждой фразе было по нокауту. Третий из стоявших – Андреич – за свои пятнадцать лет редакторства изучил Егорова достаточно хорошо и поэтому с удовольствием наблюдал, как Олег объясняет взрослому дяде, что такое хорошо и что такое плохо. «Ах, молодость, молодость… – думал он. – Ничего. Это пройдет. С годами». Четвертым был руководитель отдела информации Пал Палыч Пасечник, который, в общем-то, мало обращал внимания на беседу, а просто стоял и курил. Костя не слышал начала разговора, поэтому не сразу уловил его смысл.
– В конце концов я гражданин, – сдержанно сказал Олег.
– Я тоже гражданин, –