Украшая Рим, Траян не пренебрегал и провинциями. Он основал там несколько колоний, проложил большую дорогу через всю длину империи с востока на запад, сквозь варварские народы, от Понта Эвксинского до Галлии. Он укрепил лагеря и замки на границах и во всех местах, где это было необходимо. В Испании, где он родился, мост через Тахо у Альматары – чудесное сооружение – и большие дороги, которые не смогли полностью разрушить даже века, остаются памятниками его великолепия. Я расскажу в другом месте о порте, который он построил в Чивита-Веккии, и о мосте, возведенном им на Дунае.
Князь, так счастливо правивший миром, был и его отрадой: и общественная благодарность выражалась ему способом столь же простым, сколь искренним. Ему не воздавали божественных почестей. Его статуи не заполняли город: их было немного, и они были из того же металла, что и статуи Брутов и Камиллов, чьи добродетели он так точно воплощал. Его похвалы не гремели в сенате к месту и не к месту. Сенаторы не считали себя обязанными, высказываясь по совершенно посторонним вопросам, неуместно подносить государю свои восторги. Они хвалили его, когда того требовал случай, от души, просто, без напыщенности, без преувеличений. Искренность их похвал избавляла их от пышности, которой лесть прикрывает свою ложь.
Таким поведением они следовали намерениям Траяна, чья скромность отвергала все титулы и почести, выходившие за рамки обычного. «Вы знаете, – говорит ему Плиний [26], – где заключается истинная слава монарха, слава бессмертная, над которой не властны ни пламя, ни течение веков, ни завистливая злоба преемников. Триумфальные арки, статуи, алтари и храмы подвержены разрушению от времени, забвению, небрежению потомков и даже их осуждению. Но душа, возвышающаяся над тщеславными амбициями и умеющая ограничивать гордыню безграничной власти, – вот что обеспечивает почести, которые время не может увязить, а, напротив, придает им новую свежесть и жизнь. Князя, руководствующегося этими принципами, хвалят охотнее именно потому, что в этом нет принуждения». Добавим, что государи по своему положению обречены на славу, которая может быть хорошей или дурной, но которая не может исчезнуть. Поэтому им следует желать не того, чтобы о них помнили вечно, а того, чтобы их память чтили. А этого они достигнут благодеяниями и добродетелью, а не изображениями