Мастер предпочитал работать на дому, сделав отдельную комнату для своих работ. Гостиная комната, зал и проход в мастерскую. Мастерская открывалась довольно поздно, к часам одиннадцати или двенадцати, как будет готов капризный характер, однако работы велись регулярно, но никогда в воскресенье. Стоит и дополнить истинный факт Толстова, что мастер принимал не всех посетителей, не только континентальных туристов, но и большую часть жителей острова. Не в силу высокомерного нрава, – хотя большинство так и считало, – а возможностей оценить эти труды и дать достойную плату. Конечно, как мы убедились, о мастере знали, о нем говорили, но местные вежливо умалчивали о нем, делая услугу особенности своей маленькой державе. Один лишь подобный слух придавал туристическую деталь острову – загадку о неком мастере забытого вида искусства. Мастер же простодушно шутил, что в этом нет ничего сверхъестественного.
Сегодня же, ещё до открытия работ, мастер прогуливался по затаенным от большинства глаз холмистой местности, впадающей в русло, а то в бескрайнее море. Стоя на каменистом побережье, он наблюдал за одним и тем же одиноким стариком, не перестающим ловить рыбу. Рыбак казалось всегда находился в одной и той же одежде: синяя рубашка летом, – зимой же синий балахон, – потертые темные штаны, темная трубка контрастно отбивающаяся от седины волос и густой бороды. Мастер проводил взглядом рыбака, отдаляющегося попутным ветром к другим холмистым далям, тот в свою очередь почувствовала на себе взгляд мастера, приветливо поклонившись.
В этих местах мастер ощущал себя несколько особо, несмотря на один и тот же вид, который видоизменяется лишь при контрасте погоды. Здесь он чувствовал себя целостнее, уединяясь мыслями в лабиринтах души. На часах било двенадцать, пора открывать мастерскую. По записи должен быть всего лишь клиент.
За соседним фасадом особняка играло пиано Рахманинова, растворяясь порывом вдохновения в мастерской особняка. Только в этой комнате вещам дозволялось лежать разбросано по углам или на полу, как это было с эскизами. Те занимали места свободных щелей книжного шкафа, того же пола, на рабочих материалах. Скульптуры могли лежать верх ногами на диване или подоконнике, а книги наслаиваться Вавилонской башней. Взгляд мастера спал на закрытое панорамное окно, встречая в отражении собственный зрачок. Затем они растворятся в запахе воспоминания о той, что стояла в этом пейзаже, аккуратно окутавшись идеально белым одеялом. На улице было прохладно, потому она обернулась к нему, придерживая ткань, скрывая свою грудь, но дальнейшее насыщение прекратится с нот симфонии одноименной с островом, и не в этой ли тайне двоих хотел он признаться будущим обвинителям? Увы, как бы нутро ни желало, ему оставалось об этом только молчать. Но прошу немного ещё обождать…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте