Минуту Хелен стояла в нерешительности, глядя на свои платья в чемодане, а потом начала медленно доставать одно за другим. Не спеша разложила на полках в шкафу одежду, положила расчески и украшения на трюмо, вытащила привезенные с собой краски и карандаши, положив их в ящичек нового мольберта. Слуги уже успели принести его с чердака и его поставили у окна. Она была рада тому, что Франсин рассказала об увлечении рисованием кузинам. Болтая о всяких пустяках, они упомянули об этом, по дороге в сад. Теперь Хелен могла продолжать рисовать так, как ей было удобно и как она привыкла. Какое это было счастье – иметь все, что было нужно и не лишиться ничего!
Все вещи, которыми она пользовалась дома, и которые понадобились бы ей здесь, заняли свои места на полочках и в шкафу. Она рассчитывала на любовные романы и сплетни с кузинами, но выходило так, что заняться в поместье дяди она сможет только поисками сокровищ. С одной стороны это предприятие было невероятно увлекательным и романтичным, а с другой она не задумывалась, что ей предстояло много читать. Но и помимо дядиных поисков сокровищ ей было чем заняться: Рут, узнав, что Хелен играла на фортепиано просила сыграть с ней в четыре руки, а Элизабет согласилась петь. К тому же, у неё был новый мольберт, и Хелен могла продолжить рисовать. Она не пустится очертя голову в этот омут, не покажет виду, что напугана и торопится, но изучит все, что только сможет, прежде чем как-то, Хелен пока не знала, как, но чувствовала, что сможет подгадать момент, даст дяде понять, что она может помочь ему. Решив так, девушка отдернула тяжелую портьеру и посмотрела на сад. Погода навевала мысли о безрассудстве и легкомысленной прогулке во время грозы. За потоками дождя сад и лабиринт терялись, зелень смешалась, растворилась в сильном дожде. Хелен видела только размытую границу неба и живой изгороди: черное с зеленым. От окна несло холодом и влагой, и почему-то она снова вспомнила Путешественника и все тревоги показались ей эфемерными. Интересно, она