Наши взгляды с Карой ненадолго пересеклись.
– Она, скорее, станет марионеткой и начнет делать то, что попросит ее отец. Все мы понимаем, к чему это приведет.
Каролина практически озвучила мои мысли, с которыми не все члены Совета были согласны. Большая часть из них встала бы на защиту Белинского, и я даже знал, кто именно.
– А что изменится, если мы послушаем вас, сестрица короля? – прозвучал в следующее мгновение вопрос Анатолия.
Поняв, что бессмертный уже возненавидел Кару за высказывания в сторону своего дружка, я попросил Ала увести ее, чтобы эти двое не разгромили сейчас здесь все и не продолжили наращивать напряжение, от которого я уже устал.
– Изменится финал этого апокалипсиса, – бросила в ответ королева, прежде чем Ал закрыл дверь.
– А ваша сестра за словом в карман не полезет, я смотрю, – проговорил Анатолий и усмехнулся, а затем вернулся к своему предложению: – Так что вы думаете насчет того, чтобы попросить прощения у Белинского и сделать своей правой рукой его дочь?
Я встал с трона, опираясь на трость, и, оглядев всех присутствующих хладнокровным взглядом, обозначил четко свою позицию:
– Прощения просить здесь должен не я, а Виктор. Пусть еще скажет спасибо за то, что иногда Совет прикрывает его. Что касается его дочери, то я откладываю пока нашу с ней помолвку. Мне нужна королева, а не марионетка, – переведя взгляд на Викторию, я добавил: – Передай отсутствующим, что я жду встречи с ними сегодня вечером. Если они опять не явятся, я устрою им шоу с летучими мышами, а то и со змеями.
На этом я распустил Совет и вышел через другую дверь из зала, оказавшись в узком небольшом коридоре, который вскоре вывел меня в сад алых роз с маленьким искусственным озерцом в центре и стоявшей напротив него черной скамейкой. Я всегда приходил в это место, когда хотел либо побыть наедине, либо очисть себя от кошмаров прошлого, что лезли в голову и пытались взять надо мной контроль. Вот и сейчас, чувствуя, как меня постепенно охватывают кошмары, сразу после того, как отпустил Совет, я отправился в сад.
Свежий прохладный утренний воздух немного развеял мечущиеся в голове жуткие воспоминания о той ночи, когда я получил бессмертие и убил своего отца. Сняв перчатку с руки, которой и совершил убийство, сжал и разжал пальцы. Мне не нравилось, что черные вены уже были видны и на кисти. Яд делал свое дело, а именно – пытался убить мой разум. Кошмары из прошлого оживали и провоцировали мое чудовище внутри, которое я веками учился контролировать, а позже и вовсе подчинил себе и выпускал на свободу только в крайних случаях. Когда в воспоминаниях вспыхнула картина, где я вырвал сердце отца и затем вонзил клыки в его шею, послышалось шипение змеи. Она каждый раз шипела в сознании, словно была моей совестью и душила меня. Вся ирония только