– О чём ты думаешь на своей новой родине? – спросил Нерон мечтательно.
– Я думаю об ушах… Как это природа умудрилась вырастить на голове у человеков такие уродливые …ровины? – признался Кропоткин. – Я видел в Чехии на рынке, как крестьянин вёх на повозке целую кучу отрубленных свиных голов, расхристанных, окровавленных, вот уже сто лет эта картина не выходит из моей головы, когда я вижу людей и думаю об их уделе! Уж лучше бы свинья везла повозку, на которой были бы отрубленные головы этих сволочуг! Ненавижу!
И добавил: «А знаешь, Нерон, мне ночью сон приснился, ты не разбираешься в снах? Я бы заплатил золотыми драхмами… Мне приснилось, что я оторвался от своего горящего космического корабля и раздувшийся скафандр уносит моё тело в открытый космос. Тихо так, что в ушах стальные соловьи поют, звёзды аршинные напротив глаз, а главное, и неясно, к какой из них лететь, какой отдать предпочтение. Тем более, что жизни уже нет ни на одной планете. Меня пронзил такой ужас, какой, быть может, испытывают только в аду. Я охолодел и вцепился в какой-то поручень. Выбор – это самый страшный удел для развитого человека, не всякий способен взять на себя право выбора! И я лечу всё дальше от корабля. И вращаюсь вокруг своей оси. Писать хочется, пить, есть, сношаться, воздух и марихуана на исходе, а сиротские валенки на ногах просят каши. И нельзя молится неизвестному богу, потому что жив ещё и надежда теплится в сердце, а молиться известному богу душа не желает. Противно. Да и молитвенник, в общем-то остался на планете Земля, забыл взять. И ты не хочешь, чтобы всё это кануло в лету вместе с последними звуками твоего голоса! Не хочешь – и всё! Закричал я благим матом и, слава Богу, проснулся, потому что в этот самый момент этот мерзкий китаец собирался нас скалкой прихлопнуть. Что скажешь?
– Сон, как сон! Не витай в облаках! А главное – не клади все свои яйца в одну корзину! – посоветовал Нерон и отвернулся.
– Яйца в корзину? Весьма оригинальный рецепт! Я подумаю! В корзиночку! В корзиночку! – захохотал Кропоткин.
– И не думай! – перекосился Нерон! – Не думай ни о чём! Думай больше о семье. Я вот думаю! Семья у меня ой-ёй-ёй – большая, агромаднейшая, жена любимая, Клеопатра, женился я на ней по любви. Любовь была такая, что чертям страшно. Как кошка была моя любезная, но никакого почтения к философии – недостаток существеннейший для женщины её склада.
– Врёшь! Как сивый мерин! Твои жёны – ксивы запряжёны!
– Если мне не изменяет память, в Нахичевани был экстрасенс, который двигал стаканы и возвращал старухам сбережения… – изрёк Гитболан, явно расчитывая изменить направление разговора.
– В чём – чём? В ванне? – не понял Нерон. – Он не возвращал случайно старухам девственности? Это легче, чем возвратить аборигенам сбережения!
– Да, но нынче он сидит