– У меня нет срочного. У меня нет вообще никаких лекарств, противоядий и знания медицины. Придется оставить как есть и не привлекать грязных рук. Организм сам справится, если не мешать ему.
Фор выстаивала между страхом неизвестности и ненавистью бессилия, взяв на себя безмолвную паузу, но движение стало необходимостью их жизни – разнообразие и концентрация кровососущих и прочих зевак-насекомых увеличивались, помимо потери терпения грозя потерей крови. Элз развил улыбку, сбивая воспаление отношений, и прежнюю скорость перемещения, не захватив только увядшей руки Фор, что, впрочем, было обосновано: лес от опушки густился мелкой порослью молодых деревьев и не желающих взрослеть кустарников, которые при попустительстве или усталости непостоянного внимания норовили сбивать настроение вмешательством в кожные и слизистые покровы перемещающихся. Вначале берёзовый, позже – с примесью елей и паутины, в низинах – мелко осиновый и извилисто ивовый, лес менялся, приспосабливался, эволюционировал, как прежние, бывшие до, люди, но не достиг пока предела.
«Достигнет ли?»
Предстояло подыскать место стоянки и ночлега, исключительно (у пользователей было единственное правильное место пользования – сотокомната) полагаясь на искаженный часами перехода, усталый эстетический ресурс, заложенный и взращенный годами неизбежной инфроматизации. Волевое отвлечение в себя запускало пульсирование файлов-картинок, когда-то перешедших через фильтр зрачков и не встречаемых с тех пор в воспоминаниях; давно переварившиеся в несвязные логикой призраки-образы, они нападали друг над друга наслоением, друг у друга отнимая содержание и краски. Элз отвлекся от времени, перебирая скопленное и сопоставляя его с реальностью, и пропустил уход Солнца и его световой свиты из дня.
– Темнеет, Элз, – напомнила о себе Фор капризностью усталой кокетки.
– Темнеет, Фор, – вспомнил о Фор Элз небрежным выдохом философа, моментом ранее подтвердившего непреодолимость страстей. – Остановимся здесь.
Случайность – лучший способ разрешения проблем со множеством неизвестных. Элз сбросил лук, колчан и рядом себя в сидячую форму-положение, указав безмолвно на поваленный, обитый зелёным бархатом мха ствол не узнанного им дерева, предлагая Фор прервать своё движение.
– Здесь будем.
– ???
– Есть, пить и спать.
Трава, куда погрузился Элз, было густа, буро-жёлтого, картофельного цвета, жесткой и скрытной, скрывая неприятные телу ветки, шишки и насекомых. Он откинулся на локти, зубами сломив наивность льнувшей к нему травинки, и стал её теребить в зубах в демонстративном довольствии, далее пробуя лежачее положение, смягчая запрокинутую при- том голову подложкой ладоней.
– Ты уверен, Элз? – неуверенно ерзая на сыроватом стволе и наблюдая уверенное перемещений муравьёв, среди которых намечалось деловое возбуждение. – Ты уверен, что стрел и двух бутылок воды хватит?
– А