Интересной точки зрения придерживается С. Н. Шевердяев. Комментируя обозначенную ранее норму Всеобщей декларации прав человека о свободе информации, он отмечает, что в ней «речь главным образом шла об обосновании возможности граждан на ознакомление с материалами иностранных газет, теле- и радиопередачами, иными словами эта проблема касалась доступа к иностранным СМИ <…> однако ничего принципиально нового по сравнению с традиционным обоснованием свободы слова и свободы печати в этой модернизированной концепции субъективных правомочий в области информации нет»[47]. Таким образом, по мнению С. Н. Шевердяева, свобода массовой информации по своей сути тождественна свободе печати и отличается от нее лишь большим спектром охватываемых в правовом регулировании средств массовой информации. Именно по этой причине нормы национального законодательства ряда стран, касающиеся свободы печати, не претерпели изменения[48]. Данный вывод, с одной стороны, нисколько не противоречит преобладающей в отечественной теории позиции, конструктивно дополняет ее и на более глубоком уровне раскрывает суть взаимодействия рассматриваемых свобод; а с другой – максимально четко разъясняет зарубежный, в том числе и немецкий, подход к законодательному регулированию содержания свободы массовой информации и свободы печати.
В то же самое время, в Германии нет единого подхода к соотношению свободы массовой информации и свободы печати[49]. Стоит отметить, что в Германии разделяют свободу печати на внутреннюю – свободу журналиста от давления со стороны редакции – и внешнюю – свободу от государственного или экономического давления на прессу извне[50]. Однако для рассмотрения соотношения свободы массовой информации и свободы печати, данное деление значения не имеет. В немецкой доктрине существует несколько подходов к их