– Ну еще бы – после того, как они услышали мое имя, – говорю я. – Если бы они отказали из-за моего цвета кожи, поспорить было бы проще. – Мой голос невольно срывается. – Дороти, Сасси, Эрта, Лина. Все они выступали на Сансет-стрип. Пели джаз, блюз, песни из мюзиклов – неважно. Важно то, что у них параметры девяносто–шестьдесят–девяносто.
Джорджиана вдруг оказывается рядом и тянется к моей руке, но я ее убираю.
– Мне не нужно сочувствие. Мне нужно запланировать выступление в клубе на Сансет-стрип.
– У меня есть идея. – Джорджиана все-таки сжимает мою руку. – Давай перестанем просить разрешения. Вся Америка знает тебя как леди Эллу, королеву джаза, а после зарубежных гастролей узнает и Европа. Тебе не нужен Сансет-стрип. Они сами останутся в дураках, когда мир полюбит тебя еще сильней.
У меня становится тепло на душе.
– Ты знаешь, как меня поддержать.
– Просто говорю тебе правду. А на следующий год Норман Гранц запланировал гастроли в Австралию, на Гавайи и в Японию. Весь мир жаждет тебя увидеть, кроме нескольких захудалых клубов Лос-Анджелеса. Я не люблю ругаться. Это так вульгарно. Но в этот раз скажу – пусть катятся к чертям.
Я смеюсь, хоть и негромко:
– Хорошо, я поняла. Продолжу записываться и выступать там, где есть такая возможность.
Джорджиана улыбается, отбрасывает в сторону письмо из «Мокамбо» и берет другой конверт:
– Значит, можем двигаться дальше.
– Можем, – соглашаюсь я. – Так что там за хорошие новости?
– Письмо от восходящей голливудской звезды.
– Что? От поклонника? Хочет, чтобы я подписала обложку альбома или что-то в этом духе?
– Нет, – отвечает Джорджиана. – Ей нужна твоя помощь.
– Моя помощь, говоришь? Кто это и что за помощь ей нужна?
– Это Мэрилин Монро, и она хочет взять у тебя пару уроков пения.
– Что еще за Мэрилин? – Я прищуриваюсь, глядя на Джорджиану: – Ты про ту актрису, Мэрилин Монро?
– Нет, про оперную певицу. – Джорджиана корчит недовольную физиономию. – Да, та самая Монро. Которая снималась с Бетт Дейвис. «Всё о Еве». Ты сказала, фильм тебе понравился. Монро рассмешила тебя в сцене с вечеринкой.
– Да. Да. Помню, но я ничем не могу ей помочь.
– Почему? – спрашивает Джорджиана с неожиданным разочарованием. – Она просто хочет, чтобы ты научила ее петь.
– Я не могу этого сделать, – говорю я. – Я самоучка. В жизни не брала ни одного урока. И ты это знаешь. Если она хочет научиться петь, пусть заглянет к себе в сердце, к себе в душу, если у нее вообще есть душа. Там она и найдет свой голос. И вообще, это точно не пиар-ход?
– Непохоже. Написано от руки на именной бумаге, – Джорджиана показывает мне письмо и тычет пальцем в выгравированные инициалы. – Мне ей так и ответить?
– Ничего не отвечай. Если кто-то спросит, сделаем вид, что не получали письма. Да