– Откуда мне знать? – Голос ее прозвучал неприветливо и резко.
– Извини, я подумал, может быть, ты виделась с ним за обедом.
– Ну, так ты ошибся.
Несмотря на резкость Синтии, Мартин вполне вольготно чувствовал себя на жестком деревянном стуле и смотрел на нее с явным удовольствием. Одного присутствия Синтии было вполне достаточно, чтобы избавиться от тоски любых учебных занятий. Совсем еще девчонкой Синтия решила, что должна выглядеть иначе, чем другие, и вполне преуспела в этом намерении, почти не прилагая к тому усилий. Естественный рост организма сам по себе способствовал решению задачи куда надежнее любых сторонних средств. Она не пользовалась косметикой, и в результате ее черные ресницы, белые щеки и полные алые губы выглядели значительно более эффектно, нежели тому могли содействовать тушь или губная помада «Макс Фактор». Среди сверстниц лишь ее грудь всегда напоминала Мартину о разрезанном пополам гранате, этом удивительном украшении девушек (в самом широком смысле) из сказок «Тысячи одной ночи»; он почти не сомневался, что, соответственно, пупок ее способен вместить целую унцию притираний. Сказать начистоту, Мартин вплел эту мысль в одно свое подражание арабскому стиху, которое, к счастью, затерялось в бумажных завалах.
– Слушай, Син, – рассеянно заговорил Мартин, – как это ты умудрилась выбрать этот курс? Славистика – довольно странная область знаний для обеспеченной девушки, собирающейся оправдать свое существование преподаванием английского языка.
Синтия пожала округлыми плечами:
– Трудно сказать. У меня был свободный выбор, и мне показалось, что поучиться у доктора Лешина будет небезынтересно.
– Ну и как?
– Да ничего, – неохотно призналась она. – Но, видишь ли, у меня есть свои причуды. Я предпочла, чтобы мне выставляли оценки на бумаге, а не на простыне.
Мартин сочувственно кивнул. Доктор Иван Лешин, наполовину русский, наполовину чех, был мужчина привлекательный и исполненный решимости использовать эту привлекательность на все сто процентов. Частные уроки, которые он давал на протяжении своей непродолжительной стажировки в университете Беркли в качестве профессора славистики, уже успели сделаться притчей во языцех, притом что у него была очаровательная молодая жена, русская.
– Слушай, какого черта ты меня постоянно спрашиваешь про Алекса? – вдруг вспылила Синтия.
– Ну, вы же обычно вместе обедаете. Не понимаю, Син, чего это ты вдруг завелась.
– И не надо звать меня Син.
– Это Пол придумал. По-моему, он решил, что таким образом можно будет сказать: видел картину, красивую, как Син[9].
– Мне не нравятся выдумки Пола. Да и сам Пол не нравится, – добавила Синтия, невольно подражая Граучо Марксу[10].
Ничего удивительного, подумал Мартин (в этот момент доктор Лешин вошел в кабинет, и разговор прервался), кому же нравится Пол Леннокс? Откровенный