Надежда сидела, закаменев, глядя перед собой в одну точку, и дрожала, как от холода. Кларт прижал её к себе и ласково гладил по голове, ничего больше не говоря. Он и так уже сказал слишком много. Прошло ещё много времени, прежде чем Надежда, ощутив себя маленькой беспомощной девочкой, сумела, наконец, расплакаться в его объятиях горько и безутешно.
Кларт вовремя уловил момент, когда, облегчающий душу плач начал переходить в истерику, и, используя гипноз, заставил девушку заснуть. Он знал, что у неё уже больше не осталось сил, чтоб сопротивляться воздействию.
Двадцать минут принудительного сна сняли нервный срыв, но боль потери не уменьшили нисколько. Глаза девушки, ещё недавно такие веселые, с азартной искоркой в глубине зрачка, теперь были наполнены слезами, беспрепятственно стекающими по красному опухшему лицу. Надежда сидела, съежившись, втянув голову в плечи, по-детски шмыгала носом, и была такой маленькой, жалкой и беспомощной, что у Кларта сжималось сердце, но он абсолютно не знал, что ещё можно сделать в такой ситуации. Два месяца он носил в себе эту боль, десятки раз прикидывал, какие слова можно сказать в утешение этой девочке. А пришло время высказаться, приласкать, успокоить и все заранее приготовленные слова оказались бесполезными, совсем не подходящими. И Кларт молчал, накрыв своей широкой ладонью тонкие холодные пальцы её правой руки, бессильно лежащей на колене. И горе было огромным и общим для них двоих.
Надежда заговорила первая:
– А…Ш-Шетон? – спросила она невнятно, так что Кларт едва понял её, – Ш-Шетон как?
– Он жив. Только он и еще один молодой рептилоид, изо всего экипажа. Рептилоиды не восприимчивы к этой болезни. И накастовцы тоже. А все остальные… со всех десяти кораблей. Патрульные больше других общались с больными, ухаживали, пытались лечить, организовывали карантинные мероприятия, ну и…
– Кас Кларт, как Вы думаете, успели на Базе набрать новые экипажи?
– Наверное, ещё нет. Или не все. Слишком большие потери. – Отозвался он, отметив, что безразличная маска скорби на лице девушки впервые сменилась заинтересованностью, глаза ожили.
– Мне