Я немного засмотрелся, потом очнулся и зашёл в подъезд, поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Из-за ипохондрии своей как всегда обратил внимание на биение сердца и затруднение дыхания, пока шёл по лестнице. Я постучался, постоял с минуту, дверь открыла она. Квартира Михаила Павловича выглядела броско, с какой-то неподобающей роскошью, особенно изысканная хрустальная люстра, слишком крупная для квартиры.
Вблизи девушка была ещё прекраснее. Она немного постеснялась своего внешнего вида. Я услышал от неё какой-то младенческий запах, который ещё больше воодушевил меня в этот чудный слякотный день.
Мы поздоровались, в глазах её что-то сверкнуло, и она направилась к себе в комнату. Она шла, не наступая на землю, а только легонько касаясь. Между её блузкой и штанами я заметил небольшой синяк на пояснице, но тогда значения ему не придал. Я провожал её восхищённым взглядом и не заметил, как из своего кабинета вышел Михаил Павлович.
Он облокотился на дверь, которая, разумеется, двинулась, отчего он потерял равновесие и выглядел довольно нелепо. Лицо его было совсем обычным, разве что усы выделялись – цветом светлее русых волос на голове (за исключением седых, конечно), всегда взъерошенные, местами густые, местами – не очень. Взгляд невыразительный: ничего по этому взгляду сказать внятного было нельзя, ни ума, ни глупости он не выражал. Дочь свою, по-моему, он недолюбливал. Если разговор заходил о Лилии, жаловался, что она всё сидит у него на шее, замуж не выходит и работу нормальную найти не может. Он заметил, как я смотрел на Лилию.
– Нравится? – неожиданно спросил он.
Я немного растерялся, поздоровался и сделал вид, что не понял, о чём речь. Михаил Павлович давно заметил, как я смотрю на его дочь, но подобных вопросов никогда не задавал.
– Лилия моя нравится тебе? – сказал он и слегка усмехнулся.
– Михаил Павлович, я с вами об этом разговаривать не хочу, но если кто скажет, что ваша дочь ему не симпатична, вероятно, солжёт.
Он ещё раз усмехнулся, затем принял серьёзное выражение лица.
– Я выбрал следующую работу: тема и материалы у меня в кабинете, как обычно, сто рублей.
Михаил Павлович был доктором наук; не знаю, как он этой степени добился, но сейчас половину научных статей его пишу я. Не исключено, что половину другую пишет такой же, как я, – но он хорошо платит и, конечно, требует молчания. Ума ему в наследство досталось на порядок меньше, чем капитала. Но была у него тяга как-то оставить своё имя в истории, и он нашёл такой путь. Отца у меня не было, а мать зарабатывала немного и позволить себе переезд и обучение в другом городе моему младшему брату уже не могла. Брат на меня всегда равнялся, и на следующий год и сам хотел поступить в Москву – на врача; поэтому я решил накопить денег, и мне посчастливилось встретить на одной конференции этого шарлатана.
Михаил Павлович дал мне несколько увесистых новеньких книг и бумажку, пригласил попить чаю; я, как обычно, вежливо отказался, чем он, как обычно, был доволен. Лилия вышла меня проводить: переоделась и расчесалась. Михаил Павлович недовольно посмотрел на неё, попрощался со мной и с задумчивой миной ушёл в кабинет. Лилия обычно выглядела как бы отчуждённой от реальности, и только иногда возвращалась, что отражалось на её глазах цвета морской волны. Такие люди всегда мне казались несчастными, потому как я и себя таким видел и относил к несчастным. Каждый раз, когда я приходу сюда, ухожу с мыслями о ней. Мы всегда обмениваемся лишь парой фраз, но от этого мне еще интереснее узнать, какая эта девушка.
У Лилии на щеках был едва заметный румянец и с такие же едва заметные ямочки, подчеркивающие её улыбку. На первый взгляд может показать, что лицо ее совсем наивное, невинное. Но глаза цвета морской пучины создавали впечатление, что если в них глубоко заглянуть, можно обнаружить много утонувших тайн. Особенно привлекали меня фиолетовые оттенки этих глазах, которые мелькали, когда она смеялась, когда смущалась.
– Сегодня, как мне показалось, он тобой недоволен больше, чем обычно, – сказал я это, чтобы прервать неловкое молчание.
– Тебе просто показалось, Коля, всё хорошо, – она сконфузилась от моей откровенности, и хоть я никогда не мог прочитать эмоций её, тут я был уверен, что она лукавит.
Мы немного поговорили о наступившей весне и весеннем воздухе. Я положил книги в сумку, попрощался.
Лилия подошла ко мне и шепнула на ухо:
– Будь осторожнее с моим папой, Коля, – мило улыбнулась, как будто ничего не было. – До свидания.
Я пошел к дому, и первые пять минут думал о том, что она мне сказала. Мне предстояло еще многое узнать об их отношениях, но пока от своей неосведомленности я остановился на том, что понятия не имею, о чем она. Всю последующую дорогу я думал о Лилии, встретил плечом, кажется, пару прохожих и механически извинился. Я представлял, как солнечная комната, где мы вдвоём, заполняется её смехом, который она пытается сдерживать по своей скромности и немножко краснеет. Признаться, и извращённые мысли посещали меня. Я думал о прикосновении к её легким пышным