Но все-таки Лера была хирургом – то есть человеком, приученным не только принимать решения, но и делать это быстро. В том числе и тогда, когда выбирать приходилось между неприятным, плохим и очень плохим.
– Мамуль, а может, ты тут с нами поживешь?
Это был как раз неприятный вариант. Все остальное было много хуже. Ну а жить вместе с мамой, у которой, кажется, окончательно испортился характер… Да ладно, можно и потерпеть, тем более домой (смешно называть эту длинную, кишкообразную темную комнату домом) Лера является только спать. Разместиться в этой конурке втроем будет сложно, ее даже и перегородить-то не выйдет, но уж как-нибудь.
– Ну хорошо, – помешкав, согласилась мама. – Ты пока школу подыщи, поговори там, а мы в августе приедем, я сообщу, встретишь.
Встретила.
Анечка, вылетев из вагона, как крошечная пестрая ракета, тут же повисла у Леры на шее:
– Мы теперь вместе будем жить? Всегда-всегда? А бабушка с нами или назад уедет?
Из вагонной двери медленно, с трудом переставляя страшно отекшие ноги, вышла сгорбленная женщина с серым лицом, на котором резко выделялись темные круги под глазами. Лера ахнула:
– Мамочка! Тебя же срочно госпитализировать надо!
Вместо школы для Анечки срочно пришлось подыскивать круглосуточный садик. Ничего-ничего, утешала себя Лера, в школу можно и годом позже, сейчас главное – маму подлечить, хорошо еще, удалось к себе положить, у нас в Склифе отличные врачи, они любого на ноги поставят.
Не поставили.
Организацию похорон, поминок и прочую тягостную посмертную суету неожиданно взял на себя Максим. Впрочем, «неожиданно» – не то слово. Неожиданно – это когда случается что-то, чего не ожидаешь. А Лере было как будто все равно. Врач, хирург, человек, казалось бы, привычный, после смерти матери она словно бы впала в ступор. Сквозь плотный кокон Лериного горя даже звуки проникали с трудом, а все остальное и вовсе оставалось где-то там, вовне. Дикость какая, думала она, ведь совсем недавно я что-то такое себе размышляла о том, что у мамы испортился характер, сердилась даже – а теперь, когда ее не стало, из меня точно батарейку вынули. Или не из меня, а из всего остального мира?
Максим, похоже, хорошо понимал ее состояние – сам прошел через подобное. И знал, что – отпустит. Надо только перетерпеть, пережить. После девяти дней точно станет легче. А пока надо помочь, поддержать. Он не спрашивал себя, почему поддержать Леру должен именно он, а если бы спросил кто-то еще – вопрос показался бы дикостью. Потому что. Потому что сил нет видеть это погасшее – такое же мертвое, как то, в гробу – лицо.