Я переглянулся с Марком, своим соседом по парте. Он уже успел привязать к стреле ленту с надписью «Самый няшный».
– Лео, – прошептал он, – если я сегодня не влюблю кого-нибудь, моя девушка-русалка бросит меня. Она считает, что я слишком… сухопутный.
– Не переживай, – фыркнул я. – Может, ты просто подаришь ей акваланг?
Профессор Аурелия бросила нам ледяной взгляд, и моя стрела внезапно покрылась инеем.
– —
На столах лежали «сердечные кристаллы» – хрупкие шарики, которые нужно было заряжать эмоциями. Если переборщить с чувствами, они взрывались, оставляя после себя облако, пахнущее то burnt тостами, то поцелуями. На потолке висела люстра из застывших слез влюбленных, которые звенели, как стеклянные колокольчики, когда кто-то в аудитории краснел.
Лилия сидела через два ряда. Ее кристалл уже светился ровным розовым светом. У меня же шарик дергался, как сумасшедший светляк, и периодически шипел: «Слабак!».
– —
«Лео, соберись, – уговаривал я себя. – Просто представь, что это не кристалл, а… пицца. Ты же любишь пиццу? Накачай её сыром страсти, томатами нежности…»
– Что ты там бормочешь? – Лилия обернулась, и её кристалл на мгновение вспыхнул ярче.
– Рецепт пиццы «Четыре сезона любви», – брякнул я. – Первый сезон – одиночество. Второй – отчаяние…
Она закатила глаза, но уголки губ дрогнули.
– —
Марк первым не выдержал. Его кристалл, перегруженный романтическими цитатами из интернета, лопнул с грохотом новогоднего фейерверка. Розовый дым заполнил комнату, а из облака выплыли силуэты целующихся единорогов.
– Марк! – взревела Аурелия. – Вы что, пытались влюбить всю вселенную сразу?
– Ну… она такая одинокая! – оправдывался он, чихая блёстками.
Я засмеялся и… мой кристалл треснул. Из него вырвался луч света, прошибил окно и ударил в статую директора на площади. Мраморный гигант с лицом, словно высеченным топором, вдруг ожил.
– О… – статуя повернула голову, и её каменные глаза уставились на меня. – Ты… ты подарил мне жизнь.
– Э-э-э… пожалуйста? – я отполз к Лилии.
– И теперь я твоя! – прогремела статуя, делая шаг, от которого задрожали стены.
– —
Директор Бруно, услышав грохот, ворвался в аудиторию с криком: «Кто посмел трогать мою статую?!». Увидев, как каменная версия его самого обнимает столб, он застыл.
– Она… она мне изменяет! – прошептал он трагически.
Лилия схватила меня за руку:
– Бежим!
Мы выскочили в коридор, где статуя уже писала мелом на стене: «Лео + Брунетта = любовь на века».
– Ты… ты умеешь влюблять даже камни? – фыркнула Лилия, но её пальцы всё ещё сжимали мое запястье.
– Это не я! – защищался я. – Это пицца виновата!
Она