Неглупая ведь, манипуляции со мной не работают, да и дур я на дух не переношу.
– Какой ты неинтересный, Марат, у вас там в филармонии все такие?
– Что-то вроде того, – сухо улыбаюсь.
– И как ты оказался в том баре вчера?..
Накинув шелковый халат, она подбирается ближе, и, пока я застегиваю рубашку, чувствую острые коготки на плече.
– А какой у тебя любимый композитор? Бах?.. – игриво спрашивает, заглядывая в глаза.
Резко поворачивается и прижимается ко мне спиной.
– Бах, – соглашаюсь, жестко приобнимая и задевая подбородком нежную кожу на лице. Стискиваю ладони на талии. – Ба-бах.
От Алены пахнет приятно и ненавязчиво. Никаких сладких, приторных нот – только женственные, что-то вроде цветочных, безусловно манящие за собой и создающие приятное послевкусие.
В ванной комнате приходится воспользоваться гигиеническим набором, любезно оставленным хозяйкой. Чищу зубы, сбрызгиваю лицо ледяной водой и смотрю на себя в зеркало, потирая щетину.
Игнорируя запах свежесваренного кофе, сразу направляюсь в прихожую.
– Даже не позавтракаешь? – Алена появляется в дверном проеме.
– Нет.
– Утренняя репетиция?..
– Она самая.
– А мы еще встретимся, Марат? – она складывает руки на груди, полностью прикрытой халатом.
Не вульгарная девка, с достоинством. Хорошая. В постели – нежная, податливая шлюха, а как только дверь в спальню захлопнулась – ни намека на пошлость или проведенную вместе ночь. И красивая. По-настоящему. Без напускной пыли и скальпеля.
Женская красота – одно из самых воспеваемых мной качеств. При наличии интеллекта, естественно.
– Если не отправят на гастроли. – Беру плащ с вешалки. – И… если у тебя не будет пар в университете.
Алена ошарашенно спрашивает:
– Как ты узнал, что я преподаю именно в университете?.. Я не говорила вчера, когда мы знакомились.
– Понял, что ты преподаватель.
– А почему не в школе?
– Просто угадал. Не более того. – мазнув взглядом по университетскому значку, закрепленному на лацкане пальто, отворяю дверь. – Закройся.
Покидаю квартиру, в которой появляться больше не планирую.
11.15. Где-то в центре Москвы
Прижимаю служебный мобильный к уху:
– Аскеров, слушаю.
– Ренат Булатович. Это Лунев. Что будем делать с Вронского? С адреса снимаемся? Ребята устали… Вторые сутки в коробочке («коробочка» – автомобиль, прим. авт).
– А какие там новости? – озираясь, быстро перебегаю дорогу и направляюсь к стоянке такси.
– Из квартиры не выходили. Гостей не было. Флажки в подъезде вчера расставили, пока тихо.
– Отлично.
– Так снимаемся с адреса?
– Ждите отмашку.
– Ренат Булатович, а какой смысл? Все ведь в порядке… Обычные рабочие из Азии, полгорода таких. Никаких намеков, что объект разработки планирует диверсию нет.
– Наша работа, Лунев – диверсию предотвращать, – сдерживаю раздражение. – Когда она произойдет, этим займутся сотрудники МВД, а в твои обязанности входит, чтобы у них было как можно меньше поводов поработать. Усвоил?
– Усвоил, – вздыхает.
– Через час я буду в управлении, – обогнув капот, киваю водителю и сажусь на переднее пассажирское кресло. – Просмотрю отчет за вчера и приму решение о дальнейшем ходе операции.
– Так суббота ведь.
– Отбой, Лунев, – строго прощаюсь.
Отправив телефон в карман, растираю словно сжатые металлическим обручем виски и называю адрес. По пути заезжаю за кофе и радуюсь тому, что город вымер.
С началом лета часто такое происходит.
Не то, чтобы меня раздражали пробки, я к ним вполне терпим. К тому же в случае крайней необходимости, по роду службы всегда могу воспользоваться спецполосой.
Дело в том, что у меня внутренняя нетерпимость к толпе.
– Аскеров, слушаю, – отвечаю на очередной звонок.
– Ренат, здравствуй. Это Литвинов.
– Да, Давид. Узнал. Как там Сибирь?
– Сибирь как Сибирь, – без энтузиазма отвечает зычным басом. – Холодно и грязно. У меня просьба к тебе. Вне устава. Как к другу.
– Говори.
– До дочери своей не могу дозвониться. Можешь заехать к нам с проверкой?
Морщусь, потому как о том, что у полковника Литвинова имеется дочь, уже забыл. Последние несколько лет девочка училась за границей, вернулась в марте, и с тех пор ничего хорошего от Давида я не слышал. Молодежь сейчас часто неадекватная, в работе многого навидался, жуть.
– Заеду, Давид. – Соглашаюсь,