– Вы очень любезны, – неуверенно произнес наш гость, – но мне, право, неловко…
– Было бы неучтиво с моей стороны не угостить чем-то горячим гостя в такую погоду. Уверен, что и моя прабабушка, и ваша нянюшка не хотели бы видеть вас простуженным, – улыбнулся Маттеус.
Улыбка у Маттеуса, надо сказать, имела такое свойство, что обволакивала нежным флером душу любого, за редким исключением, человека. Наш гость исключением явно не был, поэтому с благодарностью принял приглашение и устроился поближе к камину.
Когда горячее вино было разлито из кувшина по бокалам, Маттеус покосился на меня, и налил немного вина в блюдце, и обратился к нашему гостю.
– Я не успел объяснить вам, что дона Оливия была моей прабабушкой, и она ушла из жизни полгода назад. Мне очень жаль, но если это письмо адресовано ей, то – что мне с ним делать? Оставить нераспечатанным? – или воспользоваться тем, что я все же ее единственный наследник, которому она завещала все, что у нее было – и на правах этого наследника вскрыть письмо?
Гость подумал немного, пожал плечами, и сказал равнодушно:
– Прочтите, возможно так будет лучше.
Я сидел подле блюдца с горячим вином, однако не вино занимало меня сейчас. Лакая душистый глинтвейн, я следил за Маттеусом – а затем перепрыгнул на спинку кресла, и оттуда, через плечо моего хозяина, наблюдал за тем, как он ломает печать на конверте. Наконец, письмо было вскрыто. Глаза мои полетели по строчкам:
«Дорогая сеньора Оливия, пишет вам Адонсия Гарсия, ваша бывшая служанка. Я пишу вам на смертном одре – перед смертью не лгут, и это письмо вы можете считать предсмертной исповедью. У меня есть сын, и он ваш внук…»
На этом месте я оторвался от письма и покосился на Маттеуса: он был явно потрясен. Я продолжил чтение:
«Я любила Габриэля, вашего сына, но не смела и мечтать о нем. Я же понимала – кто он и кто я. Но он собрался на войну, и в последнюю ночь я решилась в отчаянии на безрассудство, я сама пришла к нему в комнату. Вскоре я узнала о своей беременности. Я не посмела довериться вам, я боялась, что вы меня осудите за распутство. Меня спасла сеньора Рамирес, она была бездетна, и предложила тайно усыновить мальчика, а мне остаться при нем няней. Сейчас этот выросший мальчик перед вами, его зовут Антонио Рамирес, но он ваш внук и сын Габриэля. А теперь главное: я умираю потому, что меня убили, отравили, я не знаю, кто это сделал и почему, но, возможно, опасность грозит моему сыну, поэтому молю вас, спасите его! Я вчера ничего не ела, но выпила остывший шоколад. Я уверена, что его сварили для Антонио, но он не выпил его. Однако, тот, кто сделал это, попробует еще раз свершить зло. Я ухожу навсегда и некому защитить моего ребенка. Вся моя надежда на вас и вашу прозорливость. Всегда преданная вам Адонсия.»
Почерк, коим написано было письмо, был корявым, старческим; женщина была не очень грамотна, и некоторые слова были написаны