– Дела, – потерянно вздохнул Лушин, ероша сильно поседевшие волосы, пропуская их между пальцами, словно лаская, – но и в ярмо к этому другу мне не хочется. Кстати, как там его кличут?
– Да, ты нам еще не назвал его имени, – встрепенулся притихший Хомчик.
Михаил Павлович представил себе, как вытянутся рожи его приятелей, если он назовет имя Курова, но, вовремя вспомнив сделанное им предупреждение, прикусил язык – кто знает, как в дальнейшем повернутся дела и кому ты будешь ближе? Да и подозрения еще не рассеялись полностью. Вон Александр Петрович Лушин опустил глаза в стол, опять катает шарики из хлебного мякиша и сопит, ожидая ответа. Расползшийся, обрюзгший, в туго обтянувшей его жирные телеса белой рубахе, с дорогим импортным галстуком, он почему-то напоминал Котеневу уродливого бегемота-альбиноса. Или такое сравнение рождают желтовато-блондинистые волосы Лушина, густо пересыпанные ранней сединой, его покрасневшие от давления и нервного напряжения глаза?
Хомчик нахохлился, втянул голову с темными, чуть вьющимися волосами, в которых спряталась плешь, в острые худые плечи и косит черным глазом – недоверчив, ох недоверчив. А ноги, обутые в мягкие туфли, мелко подрагивают, выдавая тщательно скрываемое волнение. Рядом с оплывшим Лушиным Рафаил кажется тонким и стройным, хотя и у него заметно округлилось брюшко.
– Он называл себя Тятя, – поняв, что дальше молчать нельзя, сказал Котенев. – Я не знаю, кличка это или фамилия.
– Крестный отец, – горько засмеялся Рафаил. – Такой фамилии я никогда не слыхал, а ты? – Он повернулся к Лушину.
Тот, подняв к потолку глаза, шевелил губами, словно творил молитву Всевышнему, прося оборонить от напасти.
– Ты чего? – окликнул его Хомчик. – Оглох?
– Нет, – досадливо дернул плечом Александр Петрович, – вспоминаю. Среди крупных деловых людей я не знаю никого с подобной фамилией или прозвищем. Надо навести справки, вдруг он не столичный, а приезжий? Мало ли какие дела привели сюда, не может же его вообще никто не знать?
– Ты прав, – согласился Хомчик, незаметно поглаживая ладонью вздрагивающую коленку.
Услышанное от Котенева придавило его, как внезапно рухнувший потолок. Слушая рассказ Михаила, он лихорадочно прикидывал, как скоро сможет полностью выйти из общего дела и податься в другую сферу – человек, обладающий деньгами, опытом ведения торговых операций, да еще имеющий возможность помочь желающим вложить имеющиеся у них средства в камушки, всем нужен, и всегда его примут с распростертыми объятиями. В крайнем случае всегда остается запасной вариант – уехать к брату. Тот давно уговаривает бросить Москву, обещая помощь и поддержку на первых порах. К тому же семейное дело практически беспроигрышный вариант: неужели родные братья не смогут