Девчонки, они вообще настырные. С ними много разговаривать – только хуже. Я ткнул Вику локтем в бок – сразу поняла.
– Или лучше завтра, – сказала Вика и – мне локтем в живот.
– Пожалуйста, – обрадовался Игорь Владимирович. – Давайте завтра. Я вас буду ждать в это же время.
Только вышли в коридор, на другой стороне открылась дверь с табличкой «Смена». Оттуда, пятясь, появился Указатель. Он крикнул кому-то в комнату:
– Вплоть до Центрального комитета! – И пронёсся мимо нас – меня даже ветром обдало.
Когда мы вышли на улицу, Вика стала говорить, что мы зря ушли и что надо было сходить к главному редактору. Она так говорила, будто она одна всё понимает, а мы – вообще ноль без палочки. Я даже разозлился. И тогда я сразу придумал. Я, когда злюсь, очень быстро думаю. Я говорю:
– Данилова, Владимир Иванович станки делает?
– При чём тут Владимир Иванович?
– Вот и я говорю – ни при чём. Только мы у него помощи просили.
– Ну и что же?
– А ничего. И у Игоря Владимировича просили. Может быть, он станки делает? Ты мне лучше ответь на один вопрос: у тебя своя голова есть?
– Не умничай, Шмель.
Я говорю:
– А ты не умничаешь?
– И не думаю даже.
Тогда я говорю:
– Это потому, что тебе умничать нечем. У тебя своей головы нет. А у меня есть – вот я и умничаю. Зато я и придумал чего-то.
Борька меня просит:
– Костя, ты покороче не можешь?
– Нет, не могу. Я когда много молчу, у меня голова болит. Ты лучше скажи: станки откуда привезли?
– Ну, с завода.
– Вот и надо на завод идти, а не в редакцию.
– Нас туда не пустят.
– А может, и пустят. Только надо всем идти. Может, этот толстый, если все придут, испугается.
Про директора
Весь день на уроках я думал о толстом директоре. Я даже разговаривал с ним мысленно. Я сказал ему:
– Дайте, пожалуйста, другие станки.
А он будто бы ответил:
– Не дам.
– Вам что, жалко?
– Не твоего ума дело.
Это мне Зинаида всегда говорит: «Не твоего ума дело». Только говорит она так, когда ответить не может. Я её спрашиваю:
– Зина, почему ты маме сказала, что в библиотеку идёшь, а у самой билеты в кино?
– Не твоего ума дело.
– Нет, моего. Ты мне всегда говоришь: «Врать нехорошо. За столом чавкать некрасиво». А сама врёшь и чавкаешь, потому что всегда с книжкой ешь. Значит, тебе врать и чавкать хорошо, а мне – нехорошо?
– Отстань. Не твоего ума дело.
Вот и весь разговор. Как будто у неё уж такой ум большой, что она умнее всех и ей можно врать и чавкать. А на самом деле я знаю – ей просто сказать нечего. Взрослые всегда так: не любят, если за ними ребята следят. А когда их спросишь чего-нибудь неприятное, говорят: «Вырастешь – поймёшь». Да ещё погладят по голове, будто я им страшно понравился. А я не люблю, когда меня по голове гладят. Я не маленький и