Открылась дверь, и на пороге показалась Елизавета Максимовна. Она была одна.
Дутов ворочался под партой; он никак не мог вылезти – его затиснули между перекладинами.
– Что ты там делаешь, Дутов?
Дутов только пыхтел. Наконец он выбрался и, весь красный, с расстёгнутым воротом уселся на скамейку.
– В чём дело, Дутов?
– Пых… – сказал Дутов. – Пых… Искал… промокашку…
Мы захохотали так, что с потолка даже мел посыпался.
– Сидите тише и не превращайте собрание в забаву, – сказала Елизавета Максимовна. – А ты, Дутов?.. Нечего сказать, хорош звеньевой.
– Я не буду… пых… звеньевым…
– Почему не будешь?
Дутов уставился в парту и запыхтел ещё сильнее.
– Что здесь произошло? Староста!
Встала Вика Данилова:
– Ничего, Елизавета Максимовна. Мы сидели и ждали.
– Таланов?
Встал Борька:
– Ничего, Елизавета Максимовна. Мы просто… сидели.
– Дутов?
Встал Дутов. Он краснел и пыхтел. И… молчал.
– Я жду, Дутов.
Дутов прямо завертелся на месте, так ему хотелось сказать. Ведь если он не скажет, то получится, что он непослушный. А если он плохо учится да ещё и непослушный, так его вообще из школы выгонят.
– Пых… – сказал Дутов. – Промокашка… Упала… Я больше не буду, Елизавета Максимовна.
– Что не будешь?
– Пых… – сказал Дутов. – Вот… промокашка…
– Садись, – сказала Елизавета Максимовна.
Дутов сел и стал вытирать лицо рукавом.
– Может быть, у кого-нибудь всё же хватит мужества сказать, что случилось? – спросила Елизавета Максимовна. – Или вы пионеры только по названию?
Когда она начала говорить про мужество, я не вытерпел.
– Елизавета Максимовна, – сказал я.
– Помолчи, Шмель. Я уже устала от твоих глупостей.
– А вы послушайте. Может, и не глупости.
– Что-то не верится, – сказала Елизавета Максимовна. – Ну, говори.
– Я и говорю. Ничего не случилось. Просто мы не хотим выбирать Дутова звеньевым.
– Почему?
– Потому… не знаю… Он нам не нравится.
– Это интересно, – медленно проговорила Елизавета Максимовна. – Это что-то новое, Шмель. Я не знаю, сам ты это придумал или… Впрочем, это не важно. – Елизавета Максимовна села за стол, помолчала. Затем она взглянула на меня и даже улыбнулась. Чуть-чуть. Так, будто её дёрнули ниточками за губы и сразу отпустили. – Ну а если, например, вам не понравится вожатый? Вы тоже будете против?
– Конечно, – сказал я. – Если не нравится… так чего же?..
– Это тем более интересно. – Елизавета Максимовна говорила будто по радио: очень ясно, каждую буковку было слышно. – Ну а если вам не понравится старший вожатый?
Я не понимал, чего она хочет. Да хоть тридцать раз старший. Если не нравится – значит не нравится. Если бы я один… Ведь все против Дутова. А когда все против – это же случайно не бывает. Значит, сам виноват.
Я