В изложении движения жизни автор использует полярные понятия: свет и тьма, возвышенное и земное, бесконечное и малое.
Как капля, в море опущенна,
Вся твердь перед Тобой сия;
Но что мной зримая вселенна,
И что перед Тобою я? —
В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров, и то,
Когда дерзну сравнить с Тобою,
Лишь будет точкою одною;
А я перед Тобой – ничто.
В дуализме бесконечного и малого, божественного и земного происходит перетечка полярных образов. Точка становится бесконечностью, Бог воплощается в человеке.
Ничто! – Но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я царь, – я раб, – я червь, – я бог!
В последней строке различные облики жизни, сотворенной Создателем, как бы воплощаются в человеке, авторе божественной оды.
Существует мнение о противоречии между возвышенно-монументальной интонацией оды и финалом, констатирующем слабость, ничтожность человека по сравнению с божественными силами. На наш взгляд, это кажущееся противоречие. Акцент в финале делается на необходимость возвышаться к Богу, несмотря на «безмерную разность» с Создателем.
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слезы лить.
Поэт благодарит Бога за то, что удалось выразить хотя бы отчасти «неизъяснимое, непостижное», что и составляет сущность поэзии. Ода «Бог», это, прежде всего, поэтическая интерпретация тайны троицы. В этом суть художественного открытия Державина.
Говорящая живопись. Для стихового слова Державина характерны контрасты: «среди дряхлеющей вселенной», «воссел на мшистый пень под дубом многолетним». Сочетание в одном произведении прозаического и поэтического, отвлеченных понятий и быта.
Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсыцкия орды!
А я проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преображая в праздник будни
Кружу в химерах мысль мою
Стиховое слово еще не стало двумерным, как в девятнадцатом веке. Доминирует основное предметное значение, как правило, не допускающее двойственных истолкований,