Лейла никогда не ходила при своих мужчинах обнаженной. Даже после любовных утех она, вставая, заворачивалась в простыню. То был порядок, заведенный ею и вызванный не стеснительностью. Но на мужское тело, смуглое, отдающее бронзой сумерек, она любила смотреть как на красивое явление природы. Это зрелище и возбуждало ее, и, как ни странно, отстраняло от плотского, чувственного. Отец собрал завидную библиотеку альбомов по живописи, и, заставая ее листающей глянцевые, пахнущие краской страницы, всегда подходил на цыпочках, заглядывал ей через плечо. Если там оказывались «Даная» Рембрандта или «Спящая Венера» Джорджоне, отец назидательно произносил фразу, смысл которой состоял в том, что мещанин и простолюдин тело называют голым, искусствовед – обнаженным, а для художника оно – натура, то есть, согласно латыни, природа в чистом виде. У папы на все случаи столкновения с жизнью имелись фразы, и это часто выводило Лейлу из себя, она раздражалась, но не забывала их. Вот и фраза о том, что признак развитой чувственности – способность равно взирать на обнаженную натуру и на дерево под снегом, – запала в ее сердце. Близкие оказались слова. Папа даже перед самой кончиной успел найти этому вербальную форму, только ни Лейла, ни мама его слов, увы, так и не поняли.
«Любовь равна свободе».
Тело Али обладало всевозможными природными достоинствами, и хозяин перемещал его по домашним покоям, по коврам, с грацией гимнаста.
– А что ты станешь делать, когда растолстеешь? – поинтересовалась Лейла.
– Мне не грозит. Я за собой слежу, я тело тренирую. Ты будешь ограничивать мужа в жирной пище, белом хлебе и черном пиве, и настаивать на фруктовых диетах.
– Я полагаю, все мы скоро будем настаивать на фруктовых диетах. Жрать-то нечего! Но ты растолстеешь, потому что все туркмены, занявшие положение, отпускают живот. Ты же у меня займешь положение?
– Это ты у меня займешь положение. Звездочка моя, я совсем в гору не пойду. У нас закон природы: кто в рост поднялся, тому голову с плеч. Здесь, если уж подниматься, то только в… Нет, звездочка моя, мы с тобой окрепнем и поедем за границу. А там на продуктах калории пишут, мои ребята говорили.
Он взял в одну руку поднос с фруктами, в другую – два фужера, полные коньяка, и вернулся к японской лежанке, широкой и низкой, почти равной полу.
– К просмотру готова, звездочка? Синема долгая, и я предлагаю прерывать ее приятными паузами.
– То есть твоя синема скучна?
Али не ответил. Он знал, что с Лейлой следует обращаться бережно, поддерживая в ней иллюзию, что она сама принимает решения. Необходимости, даже очевидной, но диктуемой, эта гордая лошадка не признавала. Но то ничего, то до свадьбы.
Так полагал Али в те легкие