Сок слили в чашу из черепа. Вышло не слишком много; водянистое содержимое мясистых листьев не заполнило чашу до краев. Таквал бросил в жидкость щепотку порошка из кровяного коралла. Шаманы верили, что этот порошок нейтрализует яды, и степные жители пользовались им, чтобы сделать воду, добытую из кактусов, пригодной для питья.
Жидкости дали отстояться, затем еще раз процедили ее и пустили чашу по кругу.
Заметив, как Торьо облизывает губы, Тэра передала чашу процеженного сока девочке.
– Пей медленно, – наказала она, – и оставь вдоволь другим.
Тэре было неприятно пить из черепа тюленя, пойманного в ходе путешествия, но она была вынуждена согласиться с Таквалом, что в степи костяные приборы легче и практичнее незаменимых реликвий дара.
Торьо послушно выпила. Она отказывалась охотиться и рыбачить, плакала, когда забивали животных, но, когда животные уже были мертвы, не противилась их разделке и последующему использованию органов.
Однажды Тэра спросила девочку, не страшно ли ей находиться в окружении большого количества изделий из останков зверей, ведь Торьо жутко боялась смерти. Ответ Торьо удивил ее: «Когда я вижу эти кости, мое воображение сохраняет их живыми».
В Дара забой скота, выделка шкур и искусство погребения считались необходимыми, но нечистыми и сулящими невезение занятиями. Торьо говорила на языке дара не хуже урожденных островитян, но была при этом свободна от тамошних предрассудков. «Везет же тебе, – думала Тэра. – Ты открыта всему». Она согласилась взять Торьо с собой не только из-за ее сходства с Фарой, но также и потому, что девочка одним лишь своим присутствием напоминала: на все мирские явления можно смотреть с разных ракурсов.
Переждав дневную жару, они снялись с лагеря на закате. Вечером идти было легче, чем утром, потому что солнце оказывалось у них за спиной. Даже после наступления темноты песчаные дюны в свете звезд переливались серебром, словно морские волны.
Однако температура воздуха после заката резко падала, и вскоре пришло время вновь сделать привал.
Тэра улеглась в один спальный мешок с Таквалом, но не успела она задремать, как жених ткнул ее под ребра.
– Тсс! – Он поднес палец к губам, когда ее глаза распахнулись, выполз из мешка и жестом поманил Тэру за собой.
Отойдя на сто шагов от лагеря, чтобы их никто не услышал, Таквал остановился.
– Мы идем слишком медленно, – сказал он.
Тэра пала духом. С каждым днем Таквал становился все более мрачным и угрюмым, и она подозревала, что что-то не так, но не спрашивала напрямую, словно бы опасаясь накликать беду.
– Я не учел того, что никто из вас прежде не бывал в пустыне, – продолжил Таквал. – Даже Тоофу не доводилось.
Тэра понимающе