Но девушке было неведомо, почему фигуры людей на брюшной пластине были одеты как властители Дара. Странные изображения на спинной пластине также были ей неизвестны. И она уж совершенно точно не понимала, почему Датама счел этот панцирь посланием богов. Он наверняка видел похожие работы местных резчиков. Они покрывали церемониальные кубки из черепов и головные уборы шаманов, которые властители Дара отняли в качестве трофеев, украсив ими каюты капитанов и старших офицеров. В каюте самого Датамы имелся резной череп гаринафина, но он даже не удосужился спросить, что это за зверь такой.
Гозтан задумчиво посмотрела на склонившуюся фигуру Оги Кидосу. Когда ее любовник закончил изучать находку, солдаты-дара собрались вновь приступить к порке носильщиков.
Но Ога опять подал голос:
– Капитан Датама, вашей добродетели не будет границ, если вы простите этих неуклюжих рабов за оплошность. В конце концов, их ведь заставило споткнуться божественное присутствие. Если вы приведете их на корабли и объявите, что эти люди, пусть и неосознанно, помогли исполнить волю богов Дара, то таким образом еще более подкрепите силу доброго знамения.
Датама вскинул руку, и хлысты солдат зависли в воздухе. Мужчины льуку непокорно подняли головы. Гозтан так вцепилась в панцирь, что у нее аж костяшки пальцев побелели. В этот миг она встретилась взглядом с Огой Кидосу, и между ними вдруг промелькнуло взаимопонимание, которое невозможно описать словами. Оба едва заметно кивнули друг другу.
– О, горе Все-Отцу! – воскликнула Гозтан на языке дара, вытаращив глаза на черепаший панцирь. – Как могучи должны быть ваши боги, чтобы дыханием выжечь эти слова-шрамы на спине черепахи!
– Это не слова-шрамы, – самодовольно ответил Датама. – Это называется «письменность». – Ему нравилось чувствовать себя в роли наставника, постоянно критиковать акцент наложницы и указывать ей на ошибки. Ему доставляло удовольствие обучать дикарку цивилизованному языку дара, делать из нее приличную даму. – Впрочем, на этом панцире ничего не написано. Здесь только рисунки. Но ты, наверное, все равно не понимаешь разницы.
– О, какая великая толщь! Чье могучее дыхание заставило расцвести панцирь мертвой черепахи?! – восклицала Гозтан.
– Не толщь, а мощь, – снисходительно поправил Датама. – И дыхание тут ни при чем. Наши боги, несомненно, могущественны настолько, что тебе этого не постичь.
– Да, какая мощь… – Внезапно Гозтан как будто подавилась чужеземным словом.
Задыхаясь, она рухнула на носилки и начала содрогаться, словно в лихорадочном трансе, вызванном употреблением тольусы. Черепаший панцирь вывалился из ее рук.
– Что с тобой? – всполошился Датама. Ему нравилась эта варварша.