Многие из названных мной лиц сошли теперь в могилу, многие умерли в моих глазах граждански, бросившись в разные «патриотические» попытки «спасения» России от совершенно неизбежной для нее социальной революции, но в отношении тех и других я все-таки не посягнул на перелицовку своих записей, добросовестно и по крайнему разумению сделанных в другое время и при других исторических условиях. Дневник, кажется мне, должен остаться отражением именно своих дней, не претерпевая перемен соответственно пережитому в последующие годы автором и русским народом. По тому же убеждению я не вступил и на путь заманчивых, казалось бы, позднейших примечаний, которые можно было бы сделать в громадном числе, особенно в отношении характеристики лиц: мне опять-таки хочется добросовестно предстать перед историей с теми самыми записями, которые, верно ли, нет ли, были сделаны в 1914–1916 гг. на основании документов или личных свидетельств, не доверять которым у меня не было тогда никаких оснований.
Наконец, последнее замечание. Я жду особого шипения со стороны жрецов дореволюционного Генерального штаба, которые будут аргументировать (преимущественно, вероятно, в заграничной печати) свое весьма критическое отношение к настоящей книге моей недостаточной подготовкой в военном деле, не давшей-де автору возможности понять многое из наблюдавшегося, читанного и слышанного. Но элевзинские таинства этой всенародно обанкротившейся касты, кажется, уж достаточно скомпрометированы в общем мнении всеми событиями нашей внутренней войны 1917–1920 гг. Наглядная история «патриотических» вождей и их вдохновителей и сподвижников ясно показала, что стоит их «достаточная» военная подготовка на весах жизни и здравого смысла страны. Неизбежность вывода после внимательного прочтения дневника в целом о приближавшейся русской революции – лучшая, мне кажется, защита «профана», искренно, глубоко и убежденно любящего свою родину.
Мих. Лемке 25 августа 1920 г.
1914 год
Июль
12-е, суббота
Сегодня с известием о вчерашнем австрийском ультиматуме стало ясно, что Европа и Россия вступают на путь кровавой войны народов, подобной которой мир еще не видел.
Забастовки в Петербурге принимают характер совершенно неопределенный. Они проходят вяло и очень недружно. Рабочие, сознательные и, казалось бы, осведомленные, говорят, что ничего не понимают и не знают, откуда все диктуется. Очевидно, организаторы вынуждены сидеть в глубоком подполье, и это мешает их понять.
16-е, среда
В обществе настроение двойственное: все крайнее левое не ждет от нашей армии ничего доброго и поэтому склонно приготовляться к приему войск Вильгельма в столицу не позже 1 сентября – это не преувеличено; все остальные преисполнены надежд на