Мода и границы человеческого. Зооморфизм как топос модной образности в XIX–XXI веках. Ксения Гусарова

существовало обыкновение заворачивать рукава, чтобы не испачкать кафтан» (Ibid.: 414). Термин «рудимент» очевидным образом отсылает к естественно-научному контексту, однако Джордж Дарвин заимствует его, как и идею в целом, из вышедшей годом ранее книги Эдварда Бернетта Тайлора «Первобытная культура», где вводится более известное обозначение данного феномена – «пережиток» (survival). Приводя примеры пережитков в различных областях культуры, Тайлор обращается в том числе к истории мужского костюма – и именно от этого рассуждения отталкивается в своей статье Джордж Дарвин: «Мистер Тайлор дает очень хорошие примеры следов второго типа19, говоря: „При взгляде на смешные маленькие фалды мундира немецкого форейтора очевиден процесс, в результате которого они уменьшились до столь нелепых рудиментов20; но воротник англиканского священника уже не выдает наблюдателю историю своего происхождения и выглядит совершенно необъяснимым, пока мы не увидим промежуточных стадий, соединяющих эти белые ленты с более практичными широкими воротниками, которые можно обнаружить на портретах Мильтона и от которых происходит название шляпной коробки [‘band-box’], прежде использовавшейся для хранения таких воротников“» (Ibid.: 411). В этой цитате обращает на себя внимание проницательно выявляемая Тайлором связь между словами и вещами, историей языка и историей костюма. Джордж Дарвин также был не чужд любительских лексикографических изысканий, остроумно, но, по-видимому, неправильно возводя слово «кокарда» к залому на шляпе (cock). В конце статьи он говорит о том, что одежда – лишь одна из областей, «к которым может быть применена идея естественного отбора и связанные с нею теории развития» (Ibid.: 416), и предпринимает любопытный разбор конвенций академического текста, таких как использование в сносках сокращений ibid. и loc. cit., представляющих собой «пережитки тех времен, когда все книги были на латыни» (Ibid.).

      Несмотря на явно вторичный по отношению к книге Тайлора характер идей, изложенных Джорджем Дарвином в этой статье21, едва ли они заслуживают столь пренебрежительного отношения, какое демонстрирует запутавшийся в Дарвинах Даниэль Рош, подчеркнувший «карикатурный аспект» эволюционного теоретизирования по поводу одежды (Roche 1997: 209). В своем внимании к повседневным мелочам, стремлении раскрыть потаенный смысл обыденного Джордж Дарвин выступает одним из носителей уликовой парадигмы – проанализированной Карло Гинзбургом новой эпистемологической модели, формировавшейся во второй половине XIX века и основанной на «отрицании прозрачности окружающего мира» (Гинзбург 2004: 201). Пример Дарвина наглядно показывает, как в лоне позитивистской науки нарождаются противоположные ей по смыслу подходы, а познаваемость мира оборачивается его неустранимой загадочностью: «В соответствии с подобными идеями, интересно было бы попытаться обнаружить в наших нарядах приметы их происхождения, благодаря чему, возможно, выяснилось бы, что многие вещи, кажущиеся бессмысленными, в действительности полны значения» (Darwin