– Но развивались вы исключительно по примеру матери, – заключил Нью-Ланг.
– По примеру матери и вопреки отцу, – подтвердила Ханна. – Брак оказался крайне несчастливым. Когда мне было восемь, я шокировала приличное общество, сказав: «Я хочу, чтобы мама с папой развелись».
– Где сейчас ваши родители? – спросил Нью-Ланг.
– Мертвы, – ответила Ханна. – А брат живет в Палестине. Он объяснил мне теорию Дарвина, когда мне было девять. Одно из лучших воспоминаний.
– Вы не состоите в партии?
– Нет. Но я политическая эмигрантка. Опубликовала слишком много стихотворений о стремлениях народа и красных флагах.
– Когда? И где?
– Последние несколько лет. В основном, в Вене.
– Хотел бы я почитать ваши стихи.
– Не стоит. Они мне больше не нравятся. Один критик справедливо заметил: «Больше темперамента, чем жизни».
– Долго вы жили в Вене?
– Со студенчества. У меня были неразрешимые разногласия с отцом, и я просто не вернулась обратно в Польшу. У Маркуса Герцфельда получилось похоже. Мы проводили время в венских кофейнях – все интеллектуалы левого толка. Там был и Джордж Монтини, который состоит теперь в австрийском Коминтерне. Возможно, вы его знаете.
– Поверхностно, – подтвердил Нью-Ланг.
– Раньше он коммунистом не был, – сказала Ханна. – Он напоминал мне Ницше. Кстати: у вас в китайской философии есть столь же поэтичный человеконенавистник?
– Пожалуй, нет, – задумался Нью-Ланг. – Но у нас есть китайский Эпикур, Ян Чжу, живший за триста лет до нашей эры. По его учению, ценность жизни заключается в красоте, музыке, элегантности и комфорте. Официально моя семья придерживается конфуцианства, но мой двоюродный дедушка Минг-Тьен, очень успешный поэт и чиновник, на самом деле был его последователем. Он умер от опиума.
– Подходящая смерть для последователя философии наслаждения.
– Да, он наслаждался своим пороком. Пересказывал мне чудесные опиумные сны. Однажды он залез во фреску, соблазнил изображенную на ней прекрасную девушку и сделал ее матерью. Когда он проснулся, то пригласил художника – денег ему хватало – и попросил нарисовать ребенка.
В другом сне он посетил пещеру дракона и читал ему свои стихи. Но дракону они показались скучными, и он уснул. Из его пасти выпрыгнул чертик и с ухмылкой протянул двоюродному дедушке пятицветную кисть, волоски на которой попеременно превращались в сияющие цветы. Дедушка писал этой кистью самые прекрасные, изящные стихи. Но однажды, когда он прочитал их губернатору провинции, чертик выпрыгнул из милостивого рта почтенного господина и с усмешкой забрал кисть. Тогда стихи снова стали скучными, и слушатель опять заснул.
– Какой очаровательный порок, раз приносит